На горничную возложены были несложные заботы обо мне: она убирала мою комнату, отдавала в стирку мое белье, зашивала кафтан и иногда ходила в лавку по моим поручениям – словом, она по мере возможности облегчала мне тяжесть жизни на чужбине, вдали от родных и друзей.
Это была веселая и миловидная девушка, в ее лице даже не было следа той тупости, которая была свойственна большинству населения лучшей из стран. Появляясь в темной моей комнатке, она вносила радость и свет в это невзрачное помещение. Наконец, она еще не потеряла способности понимать шутки – словом, она нравилась мне больше всех остальных обитателей дворца.
Не зная обычаев страны и не имея ни малейшего представления о том, что делает здесь мужчина, желая показать, что какая-либо из женщин ему не противна, я по английскому обычаю попытался поцеловать ее, крепко прижав для этой цели к дверному косяку.
Вместо того, как сделала бы на ее месте любая дама Англии и континента, чтобы покраснеть и прошептать: «Ах, оставьте, оставьте» – и в то же время как бы невзначай еще крепче прижаться ко мне, она закричала так, словно по крайней мере шайка разбойников вломилась во дворец. И она в самом деле, как признавалась потом, подумала, что я хочу ее задушить, потому что ласка у этого народа выражалась совсем другими приемами. Для этой цели они
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
Сэр Ричард Симпсон вряд ли пропустит эти строки – и напрасно: ведь в них я только с беспристрастием ученого описал нравы и обычаи неведомой страны.
На крик прибежал привратник.
Коли бы дело было в Англии, я дал бы привратнику шиллинг, разъяснил бы недоразумение, и все обошлось бы благополучно. Но здесь, где все знали, что из троих по крайней мере двое должны донести совету отцов о совершенном преступлении, мы, не зная, кто из нас донесет, донесли все трое.
Дело оказалось нешуточным. Оно возбудило при дворе и в городе самые разнообразные толки, а враги, – я впервые узнал, что у меня есть враги, – воспользовались этим случаем, чтобы, оклеветав меня в глазах государя, добиться моей окончательной гибели.
Таким врагом оказался первый тенор империи, певший хриплым петушиным голосом и завидовавший мне как конкуренту. Почему он назывался первым тенором, я не знаю – в сущности, он был единственным, так как с воцарением нынешнего императора и по его приказу все население страны стало петь басом. Но пусть не подумает читатель, что я коварными и низкими происками оттолкнул великого артиста от императорского трона, – он виноват сам. Дело в том, что мои рассказы действительно помогали императору заснуть во время послеобеденного отдыха, в то время как петушиное пение моего конкурента способно было только нарушить его дремоту. Вторым врагом оказалась жена военного министра, неизвестно почему принявшая за насмешку мою похвалу ее стройному стану; впрочем, это делает честь ее мужу, так как здесь мало кто понимал иронию.
Эти враги, узнав о моем проступке, постарались очернить меня в глазах государя. Так, они донесли, что я не ем сладкого, разделяя вредное заблуждение, что это блюдо перед обедом портит аппетит. Не значит ли это, что я втайне являюсь сторонником коротких бород? А самое главное, ссылаясь на неизвестность моего происхождения и странный способ, избранный мною для путешествия в страну, они обвинили меня в том, что, принадлежа к низшей расе и притом к самому вредному и злобному ее племени, представители которого указом императора были навеки изгнаны из пределов страны, я покушался контрабандным путем заразить через посредство горничной своей нечистой кровью кровь высшей расы, нарушив тем самым благодетельное единомыслие и единодушие жителей государства.
Серьезность этого обвинения будет ясна читателю, если он примет во внимание, что законодательство Юбераллии, оберегая чистоту крови своей нации, запретило все смешанные браки, а браки с представителями изгнанной национальности объявило недействительными и подлежащими очень суровому наказанию. Самый брак обставлен был весьма затруднительными церемониями: требовалось медицинское свидетельство о здоровье жениха и невесты и их родителей, родословный список пяти предшествующих поколений для выяснения, не было ли в числе предков одного из врачующихся представителей изгнанного племени. Требовалось соответствие цвета волос, глаз и ширины плеч, а для невесты также определенная ширина бедер. Браки между лицами, принадлежащими к разным сословиям, не разрешались вовсе.