Та сразу обсудила:
– Значит руки есть – не пропадешь.
И так последнее слово растянула – словно бы тетушка.
Так оно и вышло. Мало-мало Ваньке место определилось в заводе болванки перетаскивать. Тетка сказала:
– Живи, учись, до мастера дослужишься! Старшим не перечь и работу хорошенько сполняй!
Первоначалу было трудновато – а потом привык; руки есть, а с руками не пропадешь: поболят-поболят – и пройдет, а потом так и вовсе легко стало!
Первого числа всем жалованье давали и Ваньке тоже двадцать два рубля! Сроду таких денег в руках не держал. Принес тетке.
Та рассчитала, спрятала:
– Мотри, не больше ли дали-то! Ну да я все равно у мастера спрошу.
– Хошь спрашивай – хошь нет: все тут!
– Мало-мало, а все пригодится – не даром хлеб ешь!
Так начал Ванька работать.
Время много ль прошло – Ванька до слесаря дослужился. Жалованье принес – тетка и половины не взяла:
– Тебе надо костюм справить – весь обносился!
Купили новую рубаху, брюки, а Ванька еще тросточку приобрел. Тетка говорит: баловство, а ему одно удовольствие.
Вышел он в праздник в новом костюме по городу гулять, идет тротуаром, тросточкой камушки отщелкивает.
Вдруг Васька!
И не узнать бы никак! На голове шляпа с полями, руки собачьей кожей обтянуты, и на глаза стекло навешено. Да тот Ваньку сразу признал:
– Ваня, давно не видались! Как живешь?
А сам все на Ваньку смотрит – даже совестно стало; не знает, куда и руки спрятать: оробел будто.
– Да как живу – помаленьку… Работаю вот… До слесаря дослужился… Руки есть – не пропадешь!
Посмотрел Васька на Ванькины руки, а они, что сажа, черные – и отмыть нельзя!
– А ты как?
Васька ухмыльнулся:
– Как видишь… Я теперь самому дирехтору помощник… Одного жалованья полторы тысячи выгоняю… Да там еще что…
Ваньку аж в дрожь бросило:
– Ну? И как же это ты?..
– Вот чудак! Я тебе говорил – у меня рука есть!
И Ванька опять подумал:
«Вот у меня две руки – а все никакого толку»…
Чудесная машина
В деревне Перекати-Поле мужики услыхали, что в городу на выплату машины дают. Федотов Митька, ходовой парень, питерщик, расхвастался:
– Какую хочешь машину – такую и получай. Которая машина жнет, которая сеет, а есть такая машина, что ни тебе ни жать, ни тебе ни сеять, а она тебе – хлеб, она тебе – пирог, она тебе – сапоги! Во какая машина!
– Лектрификация, – смекнули мужики.
– Она самая! Сельмаш-трест, – прочитал он по складам, – вот туда и обращайтесь.
Собрали мужики денег и отправились в город. В городу на самой большой улице дом в пять этажей стоит, окна по две сажени, блестят, как зеркало, ручки у дверей медные, ты ее только открой, а она сама за тобой захлопнется, лестница каменная винтом, а для господ такая машина есть, что ты на нее только сядь, она тебя вверх моментом подымет. Мужики тоже хотели на этой машине наверх взлететь, да их не пустили: мандата на болезнь представить не могли. На самом верхнем этаже контора, в конторе еще пять машин, что сверчки трещат – пишут, а одна машина деньги считает. В отдельной комнате директор сидит, говорит не просто, а в трубку – машина для дальнего разговора: за сто верст человека обругать можно – и бесплатно, и душе облегчение.
Мужики к директору.
– Так и так, – машину бы нам.
– Молотилку? Сеялку? Веялку?
Совсем забросал.
– Очень будем благодарны… Я еще бы нам такую машину, чтобы ни тебе жать, ни тебе сеять, а она тебе – хлеб.
Засмеялся директор:
– Нет у нас такой машины!
Мужики сразу смекнули: скрывает.
– Ну, – говорят, – мы подождем, пусть он нам эти машины даст, а потом и настоящую потребуем.
Время подошло сеять, едут в город за сеялкой.
– Не прибыли еще. Обождите маленько.
Я другой, что на машине деньги считает:
– Вносите следующий взнос, не то ваш задаток пропадет.
Внесли.
Еще время прошло – косить надо, едут за косилкой.
– Не прибыли еще.
Я другой:
– С вас тут взнос.
Жать время подошло. Ну, да что говорить – нет и нет, а с них все взнос да взнос: и не дать нельзя, – грозят, что задаток пропадет. Дошел черед до молотилки – у мужиков и денег нет.
– Как хотите – задаток пропадет!
По городу бегали-бегали: везде пишут – кредит, а в долг никто не верит.
– Что ж, видно, не судьба!
Стоят мужики у входа, перекоряются, да все на Митьку:
– Это ты наболтал про машину, чтобы ни сеять, ни жать. Оно и верно: не жнем, не сеем, только и хлебца-то не прибавляется.
– И деньги пропали, и время! Ну вас и с машиной!
Как-раз в это время выходит из дома директор. Весь в бобрах, сапоги лаковые, на руках перчатки. На машину садится, кричит: