– Как не человек?
– Не иначе, как бес…
И еще узнали в милиции, что беса пожрали небесные силы – не показывайся днем, – и что такой срамоты она отроду не видывала…
Все ее показания были записаны на отдельном листе – и тем было начато в милицейском, города Ошпыркова, комиссариате дело «о явлении бесов гражданке Анне Коленкиной».
Утром на следующий день наш незнакомец, одетый теперь в довольно-таки широкий пиджак, взятый с чужого и более полной комплекции плеча, подошел к складам бывшим купца Пивоварова, а ныне советским, и постучался в сторожку.
Бородатая физиономия сторожа высунулась из-за двери.
– А, Иван! Какими судьбами?
– Дело к тебе… От Пивоварова…
Сторож замигал, показывая тем высшую степень таинственности.
– Знаю, знаю… Интересоваться изволят? Виданное ли дело, господи ты боже мой… Не увезли еще, нет, не увезли…
Иван не имел склонности к долгим разговорам:
– Скорее, скорее… Показывай…
Оба вошли в обширный двор, обнесенный, как стеной, каменными сараями.
– Вон там… Третий номер… А это сзади – Аннушкин дом…
– Так… А ты мне скажи…
Но в эту минуту раздался весьма внушительный стук в ворота пивоваровского склада.
– Эй, сторож! Заснул!
Прячься, прячься! – засуетился сторож, – и прежде чем раскрытые ворота впустили товарища Пшонного с тремя милиционерами, нагруженными разной утварью, в которой опытный глаз мог рассмотреть части назначенной для известного употребления машины, и бутылками с какой-то мутноватой жидкостью, – Иван успел спрятаться в валявшуюся посредине двора пустую бочку.
– С обхода? – поинтересовался сторож.
– Порядком поработали! Да куда класть-то?
– Заведующего нет… Дай я в конторе посмотрю: они иной раз ключи оставляют…
Сторож вернулся с ключом, – примерили к одному замку, к другому… Ключ оказался как раз от кладовой номер три, куда и были сложены доставленные милиционерами вещи. Пшонный торопился:
– После запрешь! Пойдем, я тебе скажу…
Голоса удалились. Прошел час, два, три – сторож и не думал являться. Сидеть в бочке, когда с минуту на минуту могли прийти посторонние, – плохо, но и вылезть из бочки, чтобы кто-нибудь увидел, – тоже нехорошо. Почему нет сторожа?
– Забыл?
Ждать пришлось очень долго. Уже солнечные лучи перестали согревать двор пивоваровского склада, уже вечерняя сырость насквозь прохватила Ивана, уже проголодался он так, что быка, пожалуй, съел бы, – а сторожа как и не бывало!
Если пройти от милиции два квартала, то вы увидите гостиный двор, или в просторечии «ряды», за рядами – собор, за собором – дворец, ныне – совет рабочих и красноармейских депутатов.
Несмотря на раннее время, в окнах дворца некоторое оживление.
Горят тусклые лампы. В кабинете председателя – небольшое совещание. Присутствуют: секретарь и молодой человек в желтой коже и в шапке-буденовке.
– Мое дело закончено, – говорит он. – Все спокойно. Духовенство, скрепя сердце, пошло навстречу, – говорил человек в желтой коже.
– На спокойствие рассчитывать рановато… – возразил секретарь, – я коренной ошпырковец и знаю, что они ох как туги на подъем, а вдруг раскачаются! И кажется, что раскачиваться начали!
– Это вы про вчерашнюю историю? Пустяки!
– Пустяки не пустяки, а нам жалко вас отпускать товарищ Игнат…
– Сообщите, и я приеду… Да я и так приеду… Лошадь готова?
Через полчаса лошадь уносила товарища Игната на станцию, стоявшую от Ошпыркова верст на семь. Председатель и секретарь остались одни.
– А как это дело, – заинтересовался председатель, – мне что-то Пшонный болтал – ничего не разберу…
– Это о бесах? Пустое! У ней, – секретарь намекал на Аннушку, – тут не в порядке…
– А вещи? Охраняются?
– Сторож там… Надежный…
– Не мешало бы караул от милиции…
Надо ли говорить, что распоряжение это было немедленно исполнено, и занятые очередным налетом на самогонщиков милиционеры немедленно поставлены у складов.
В этот же ранний даже и для Ошпыркова час к дому священника отца Приклонского подошла закутанная в платок женщина и робко постучалась в окно.
– Это ты, Аннушка, – сказал батюшка, имевший обыкновение вставать до петухов, – что так раненько собралась?
– Бесы… – прошептала Аннушка, еле шевеля губами от страха. – Всю ночь глаза не сомкну… Изожгут они мое сердце…