– Знает, а не хочет сказать, – думал Абрам Еремеич, – только скажи! Уж я этого председателя и подтяну! Уж я ему и настрочу!.. Шутка ли, – послал какого-то дурака в волость, а сам хоть бы палец о палец! Будет он знать!.. Уволю!.. Прогоню!..
Курьер нерешительно вошел в кабинет.
– Что? Узнали?
– Извините, – еле слышно пролепетал курьер. – Так что я могу сказать, извините. Что председатель, извините, комиссии. вы. извините.
– Я!?
Абрам Еремеич побагровел:
– Я! – продолжал он громовым голосом: – а что же вы смотрели? А что же вы не сказали мне до сих пор, что я председатель? Для чего же вы тут сидите? Жалованье за что получаете? А? Да я вас! Да я вам!
Курьер стоял ни жив, ни мертв и только чуть слышно шептал:
– Да я думал, вы заняты. Да вы же в прошлом годе сказали: некогда.
– Вы, вы! – передразнил его Абрам Еремеич. – Завыкался. Идите, уж…
И про себя прошептал:
– То же, насажают тебе тут всяких бюрократов, а ты за них отвечай.
Механика
Механика – великое дело, и мы понимаем, что где-нибудь там, за границей, в Америке, что ли, этакий миллиардер Ундервуд без механического ножа за стол не садится. А еще там какого-нибудь сверхмиллиардера Ремингтона сам президент на парадном приеме в электрическое кресло усаживает. На то у них и Америка.
А мы, слава богу, не в Америке живем. Мы до электрических стульев не додумались – на простых сидим. У нас даже какой-нибудь телефонишка, и тот за культуру сходит. Некоторые им даже пользоваться обегают: то занято, то барышня спит, то выразиться как следует нельзя. Для нас и такая культура не подходит.
Климат, что ли, другой? Не знаю. Только иной раз получается совсем даже позорно для всей культуры.
Директор наш, например:
– Замечательная, говорит, штука в Америке изобретена. Телефонограф. Знаете, что это такое? Нет, не знаете. Американское механическое приспособление для директорских разговоров. Машина такая. Вот бы нам завести!
В подробности все объяснил, как в Америке с такой машиной управляются. Сидит, скажем, директор в своем кабинете и без этой машины должен ежеминутно курьеру кричать:
– Иванов, – к примеру, – позовите Никифорова! Курьер бежит за Никифоровым на шестой этаж – телефон, понятно, не работает. Никифоров с шестого этажа бежит к директору на второй:
– Чего изволите?
Директор ему говорит:
– Никифоров, вы не забыли меня в список на дрова поставить?
– Как же забыть, что вы!
А через минуту директор опять курьера требует:
– Иванов! Позовите Сидорова!
Сидоров прибегает с восьмого этажа. А пока за Сидоровым бегали, директор забыть успел, зачем звал.
– Не помню, скажет, зайдите через полчасика. Почему ж деловому человеку не забыть? Забыл! Сидоров бежит обратно на восьмой этаж, курьер его на лестнице догоняет:
– Идите обратно. Требует!
Директор, оказывается, вспомнил:
– Мы вас, Сидоров, с первого числа увольняем. У Сидорова, понимаете, поджилки дрожат.
Рожа у него куксится. Говорит самым противным голосом:
– Как же так? А за что? Да ведь я…
Легко ли директору такой разговор перенести? Да ведь он, Сидоров, может нехорошим словом обругаться! Неприятно директору.
А в Америке совсем не так. Там сидит какой-нибудь этакий миллиардер Смис-Премьер и никаких рож не видит. Распоряжается в машину, машина распоряжение записывает, и вся недолга. А потом подходит к машине этакий американский деловод Сидоров, а ему из машины миллиардерским голосом:
– С первого вы уволены!
Ругайся про себя последними американскими словами, а директор не слышит. Нету его.
Хорошая машина.
Директор наш ночей не спал, дожидался, когда эта машина придет. И вот пришла. В разобранном виде. Мастер является.
– Соберешь?
– Что вы, помилуйте, мы даже самопишущие перья чинить можем…
Месяца два возился, все собирал. Сколько одного спирта ушло – без промывки, говорит, ничего не получится. Машина заграничная, дорогая. Кнопок одних в ней штук пятьдесят, а про винты да гайки и говорить не приходится. А, все-таки, собрал. Поставил в кабинет директору. Директор приезжает – радуется:
– Наконец-то, говорит, и у нас заграничная механика. Не как-нибудь.
Весь день в кабинете сидел и курьера не тревожил. Вздумается что, сейчас в машину:
– Никифоров, не забудьте меня в список на дрова поставить.
– Сидоров, с первого вы уволены.
– Марья Петровна, не зайдете ли ко мне вечерком поработать? Машинку можно не брать. Не пригодится.
Словом, все самые нужные распоряжения. Сказал в машину – и уехал. А к вечеру все мы приходим в кабинет слушать. Открываем, какие там валики. Кнопку нажмем. Ручку вертим.