– Ура! – кричат рабочие каменного века. – Да здравствует советская власть!
Оркестр исполняет «Интернационал», занавес падает.
Когда Рыжиков принес в театр «Красная Заря» эту пьесу, заведующий обрадовался.
– Прекрасно, прекрасно! – сказал он. – Это именно то, что от вас требовалось. Я вижу, что вы еще можете писать хорошие пьесы!..
Трудные счеты
В конторе предприятия сводят старые счеты.
– Ну так, ладно, – говорит один, – за вами семьдесят пять…
– Семьдесят пять. Да от вас пятого числа не дополучено двенадцать…
– Вычтем двенадцать, – шестьдесят три.
– Как же так шестьдесят три? – по-моему, тридцать восемь.
– 75 минус 13 по-вашему – тридцать восемь? Это почему же?
– Так то советские, а это ж золотые.
– Ах, да!. Значит, 75 минус 13 будет 38. Да вам от семнадцатого числа выдано десять, значит, будет 64.
– Это тридцать восемь да десять будет 64? Значит, по-вашему, десять – это 26? Нет-с, десять будет, по-моему, только 18.
– Десять – это восемнадцать?! А от какого числа? От семнадцатого? Это, милый мой, от пятого числа десять есть восемнадцать, а от семнадцатого – двадцать шесть! Да еще четыре от вас получено – значит, 64.
– Ф-фу. Как же это так? 68 минус четыре – это будет. тридцать пять! А вы шестьдесят четыре!
– Как тридцать пять?
– Да ведь это товарный рубль или нет?
– Товарный. Да позвольте – ка, там у нас десять было, так то тоже товарный, – а мы как считали?
– По Госплану.
– Нет, по бюджетному индексу. По индексу – 26, а по Госплану восемнадцать. Значит, вычесть восемь – отними пятнадцать. М-мм. Пятнад.
– Почему же это пятнадцать?
А потому, что восемь и есть пятнадцать. Это ж от пятого числа. А пятнадцатого, – восемь – девятнадцать. Я же это твердо помню.
– Нет. Тут что-то не так. Ну, начнем сначала.
– Переведем-ка мы все сразу на один знак: семьдесят пять – это три триллиона, да от него отнять тринадцать – будет два триллиона и сто. Да плюс пять – будет. Э-э. будет. м-мм.
– Опять не так! Вы как переводите-то? Принесите-ка счеты, мы сначала начнем.
Поздней ночью две головы устало склонялись над счетами.
– Семьдесят пять да тринадцать – двадцать два. 22 минус семь будет тридцать пять, да 35 помножаем на два – будет 21.
– Так или не так?
– Будто так.
– Итого – два с половиной триллиона; а два с половиной триллиона – это будет 63.
– Вот и не так! Считайте: два да два – восемь, да помножаем еще на два – будет тридцать четыре, да минус пять – будет восемнадцать.
Он долго бормочет, потом поднимает голову и говорит:
– Три триллиона!
– Да вы по какому курсу-то считаете?
– Курс 45.
– И вовсе не сорок пять, а пятьдесят четыре! Смотри-ка – уж рассветает, а он все по вчерашнему! Эх.
И счет начинается сначала.
Пережитки
На улице встречаются две старухи.
– Ты куда, Авдотьюшка, собралась?
– Да что говорить, Фоминишна. Беда у меня.
– Что ты. С сынком что ли неладно?
– С сыном. Вот, думала, последненького выкормила, будет подмога. Долго ли теперь мне на свете-то маяться, успокоит старуху, в гроб положит.
– Поживешь – не старая, чай.
– Где ж теперь мне жить-то? Вот видишь – ухожу от сына-то.
– Неужто гонит?.. Мать пресвятая богородица..
– Не гонит, матушка, не гонит, – что греха-то на душу брать. Да лучше бы он прогнал меня, вот до чего не в моготу стало. По миру ходить слаще, чем такая жизнь.
– Да что у тебя такое, Авдотьюшка? В ум не возьму.
– Я тебе все, Фоминишна, расскажу. Хороший он у меня, ласковый, слов нет. Никогда бы на него не пожаловалась – да ведь время-то какое, сама знаешь. С крысомором проклятым связался – сил моих нету. Спервоначала иконы ему помешали. Снял все и в угол сложил. Прихожу от поздней обедни – батюшки! Что ж ты, говорю, наделал, ирод ты этакий. А он мне:
– Религия, – говорит, – пережиток.
И слово-то это я запомнила.
– Не гневи, говорю, бога, Колюшка, чем они тебе помешали – висят, хлеба не просят.
Уговорила.
– Ну ладно, – говорит, – пусть висят у тебя, а мне не надо.
Ни в церковь не пойдет, ни лба не перекрестит. Ну да я, как уснет он, нет-нет да подойду и украдкой перекрещу. Не дай бог нечистая сила. А он так нечистому на рога и прет. Люди ко всенощной идут, праздник завтра, – а он ходит по дому да свистит. Я ему:
– Колюшка, завтра день твоего ангела, тебе бы в церковь сходить, а ты свистишь.
А он мне: