– Пришел, – просто ответил неизвестный и бросил чемодан.
– Идем! – ответил лесоруб и, схватив неизвестного за рукав, направился к старшему.
– Иван Семеныч!.. Вот мой племянник пришел. На работу просится.
Иван Семеныч недоверчиво осмотрел прибывшего.
– Не знаю, что и сказать, – ответил он, – годится ли?.
– Да что ты, не годится!.. Племянник мой. Сызмальства вместе работали – не смотри, что городской. В половых он там в советском трактире работал, да потерял место, сократили. Будь другом, не прогони, парню жрать нечего.
Неизвестный человек просительным тоном подтвердил:
– Не гони, Иван Семеныч. Я три месяца без работы… Неужто ж мне с голоду погибать?..
Жулики
Кто бы мне сказал – да и обратиться некуда – отчего это такая несправедливость к безработному, который, имея билет земли и леса, стоит в череду на суконную мануфактуру у магазина церабкооп? Говорят оттого, что мы живем в буржуазном окружении, а я всегда протестую: где она эта буржуазия? В жульницком окружении мы живем, я вам скажу, жулик у нас нахально в каждую щелку прет.
Рот раскрой – жулик тебе в рот залезет. От этого, надо понимать, не только честный пролетариат, а многие, можно сказать, ответственные работники рта не раскрывают. Молчат. Побаиваются.
И еще бы не бояться, если у меня, честного пролетария, даже билет отобрать хотят, а которые жулики – с такими билетами в череду на суконную мануфактуру большие деньги выгоняют при теперешнем товарном голоде, а как я теперь пойду? Без билета меня и в черед не пустят. Без билета я голод терпи и нужду терпи, и нигде никакого сочувствия.
А все из чего? Что я молчать не могу. Что я жулика наскрозь вижу. Что я так жулика понимаю, ажно сердце горит. Что душа у меня страдает от ихнего безобразия на десятом году революции победоносного пролетариата.
Как это так, что жулик в каждую щелку прет?
Уж на что в череду – на ту же суконную мануфактуру – плотно человек к человеку пригнан, а он и тут щелку найдет. Меня самого взять: стою я, как полагается трудящему, тихосмирно, впереди бабы, позади бабы – и наблюдаю, А не наблюдать, так тебе вперед еще какая баба вопрется, все они бабы в платках и на лица схожие.
Наблюдаю!..
И вижу – какой-то субъект, кепка у него серая на глаза, из воротника один нос торчит, туда торк, сюда торк… Втирается.
– Ты, спрашиваю, где стоишь?
Он такое имеет нахальство:
– Не твое дело!
И вперед меня промеж баб место занял.
– Отойди, говорю, гражданин.
Он опять на меня с полным нахальством:
– Стой, пока самого не погнали!
Как же так меня погнать, если у меня союзный билет работников земли и леса? Жулик это, – думаю я. – Никто иное, как жулик!
Сердце тут у меня так разгорелось, ажно в пот вогнало:
– Милиционер, – кричу, – вот этот гражданин без череду прет. Он, я вам скажу – жулик!
А гражданину этому хоть бы что:
– Жулик я или не жулик, – говорит, – это мое частное дело, А ты не смеешь меня при всем народе жуликом изображать.
У меня сердце так и кипит.
– Не отпирайся, говорю, видно, что ты жулик. Который в серой кепке и нос из воротника торчит, обязательно жулик…
Милиционер на меня:
– А у тебя что за кепка? А ты зачем нос в воротник прячешь?
Я за кепку схватился – точно что и у меня серая, только в полоску.
– Ишь ты, говорю, какая власть нашлась! На холоду нельзя и нос в воротник спрятать. Не буржуи мы, чтобы в енотах ходить!
Отстал:
– Не – мое, – говорит, – дело, кто из вас жулик, это на личностях не написано.
А как же не написано, когда минуты не прошло, а тот, серая кепка, вперед меня на пятерых протискался! В дверь лезет!
Я кричу:
– Держи его! Держи! Жулик! Вон она, серая кепка!
А тут на меня десять человек и все в серых кепках и носы из воротников торчат:
– Сам такой.
И ну меня всякими словами, и даже баба туда же встряла:
– Ишь ты, – говорит, – какой скандальный!
И чего не стоишь, как другие?..
А как можно от бабы обиду перенести? Больно уж много ихнему брату правов дадено, рабочего человека скандальным называть. Я на нее как цыкну:
– Эх, говорю, ты! Равноправие!
И опять все на меня: не смеешь женских правов оскорблять, а которые в кепках – к милиционеру:
– Этот гражданин антисемитскую пропаганду в отношении женщин разводит, а нас жуликами называет, когда сам такой же…
Я милиционеру: