Но перебрав в памяти все события вчерашнего дня, вспомнив, какой опасности мне удалось избежать, вспомнив милостивые слова королевы, я решил терпеливо переносить заключение, спокойно ожидая дальнейших событий.
Незадолго до обеда я был порадован появлением горничной, которая предложила мне починить мой костюм. Она просидела в моей комнате около часа, ловко работая иголкой и еще лучше – языком. Я воспользовался ее присутствием, чтобы перенять от нее несколько самых необходимых фраз и названий обыденных предметов. Так же, как и вчера, она провела меня к обеду, который, кроме, пожалуй, худшего качества, ничем не отличался от вчерашнего.
Так прожил я по крайней мере месяц.
Король из чрезмерной заботливости о моей безопасности не распоряжался снять с моей комнаты охрану, завтрак и ужин мне приносила та же горничная, а во внутренних покоях дворца я появлялся только в часы обеда. Читатель, который по прежним моим путешествиям знает о моей любознательности, конечно, догадается, что затворнический образ жизни не мог удовлетворить меня. Уже через два дня я заявил первому министру о своем желании поближе познакомиться с лучшей из стран, осмотреть достопримечательности города, изучить порядки страны, быт и нравы ее жителей.
– Не сделав этого, – сказал я, – я буду считать свое время преступно потерянным.
– Что скажет император, если вы уйдете и не вернетесь? – возразил министр. – Ведь вы не знаете языка и легко можете заблудиться.
Я ответил, что изучить их язык – первое мое желание, тем более, что самому императору будет приятнее выслушивать мои рассказы непосредственно от меня, без помощи переводчика.
Первый министр ничего не мог возразить и прислал мне учителя, с помощью которого я быстро усвоил язык страны и скоро мог без посторонней помощи выполнять должность королевского рассказчика.
Прежде всего я рассказал императору обо всех своих путешествиях, немало насмешив его похождениями в стране Бробдингнег, причем король заметил, что точно так же должен себя чувствовать человек в моем положении, попавший в общество людей, принадлежащих к высшей нации. Я поспешил согласиться, хотя только впоследствии понял истинный смысл этих слов. Понравился ему также летающий остров, хотя в его существование, несмотря на все мои клятвы, император не поверил, склоняясь к аллегорическому объяснению. Но на всякий случай он очень подробно выспрашивал, где находятся обе эти заинтересовавшие его страны, и вызвав военного министра, приказал тому разработать проект экспедиции и представить точную смету расходов и количества войск, необходимых для их завоевания.
О путешествии в страну гуигнгнмов я предпочел не рассказывать, зная по опыту, что жестокая правда, которую я узнал в этой стране, неприятна всем людям, а в особенности королям.
Исчерпав эти темы, я поневоле принужден был прибегнуть к заимствованиям. Как мог передал я содержание бессмертного творения Рабле, «Золотого осла» Апулея, «Сатирикон» Петрония, остроумнейшие из новелл Декамерона, причем рассказ о том, как монах боролся с дьяволом, повергая его в преисподнюю, король заставил повторить три раза, некоторые из сказок Маргариты, королевы Наваррской и превосходнейшие из «Фацетий» Браччолини.
Наибольшим успехом у короля пользовались, однако, скабрезные анекдоты и сценки, из которых он в особенности предпочитал анонимные французские сочинения, печатавшиеся в Амстердаме без обозначения имен издателя и типографщика. Любил он также описания путешествий и кораблекрушений, прослушал с огромным вниманием историю Робинзона Крузо, но в особенности интересовали его описания различных казней и пыток, применяемых европейскими и азиатскими государями. Однажды, когда рассказ мой был посвящен этому предмету, государь пригласил длинноносого судью и, как я узнал впоследствии, рас сказы мои послужили поводом, для обогащения законодательства страны самыми утонченными из этих наказаний. Сведениями политического характера государь не интересовался, хотя анекдоты из жизни европейских властителей выслушивал весьма охотно.