— Искусственное дыхание! Скорее… — Бледность кожного покрова и отсутствие дыхания были очевидны. Инспектор уступил место стрелку: — Я вызову «скорую»!
— Что с ним?! — обернулся начальник вагона.
Проводница не выдержала, бросила зло:
— Молчи уж!
Денисов выскочил в тамбур, спрыгнул вниз — здесь было меньше помех для радиосвязи, включил скрытую под курткой рацию.
— Я — двести первый!..
Несколько секунд ответом было хриплое дыхание радиоволны. Денисов ждал, вглядываясь в черноту поверх почтово-багажного вагона, поверх распростертого над ним моста.
Воздух вверху казался по-прежнему прозрачным. Мороз и не думал спадать.
— Слышу хорошо… — неожиданно близко отозвался вдруг дежурный по отделу внутренних дел Антон Сабодаш. — Что хотели?
— «Скорую помощь»! Срочно… Под Дубниковский мост.
— Состояние пострадавшего?
— Тяжелое.
— Понял. Как подъехать «скорой»?
— На Дубниковку. Дальше — под мост.
Антон несколько минут отсутствовал в эфире — наконец включился снова:
— Выехали… Что с пострадавшим? — Сабодаш решил, что речь идет о поездной травме. — Локомотив установлен?
— Потерпевший в вагоне 7270. Связист. Возможны криминальные обстоятельства.
— Понял.
Объяснить открытым текстом все Денисов не имел права, но по голосу Сабодаша он догадался, что понят правильно. Антон привычно нервничал, как это бывало с ним всегда во время чрезвычайных происшествий. Тяжелоатлет, человек физической исключительности, он трудно переносил эмоциональные перегрузки.
— Есть подозреваемые? — спросил Антон.
— Ничего определенного.
Когда Денисов поднялся в тамбур, обитатели вагона находились у маршрутной кладовой: Ольшонок, его второй помощник, Вайдис и проводница.
— Все бесполезно. — Стрелок показал на лицо пострадавшего. — Видите? — Косов лежал в той же позе. Па губах тонким налетом белела едва заметная серая пленка. — Так? — Он обернулся к начальнику вагона аа подтверждением.
Ольшонок не ответил.
В кладовой включили люминесцентное освещение и обе фары, обращенные к наружным дверям.
В их свете Денисов разглядел, что начальник вагона Ольшонок крайне возбужден, хотя и пытается это скрыть. Несмотря на мороз, у него с лица сбегали быстрые струйки пота. Молодой помощник его тоже нервничал, несколько раз он явно хотел встретиться взглядом с Вайдисом, но ничего у него не получилось — тот не спускал глаз с Косова.
Денисов услышал еще, как проводница открыла холодильник в тамбуре, внизу на полке должна была находиться аптечка. Раздался стук передвигаемых банок, потом ее удивленный голос:
— Икры нет, которую Косов вез! Кто-то взял!
— Много икры? — спросил Вайдис.
— С килограмм.
— Значит, кто-то приходил!
— Нет! — сказал помощник Ольшонка. — Не то… Когда я подходил к кладовой, икры уже не было. А Косов был жив, я говорил с ним.
— Когда это было? — спросил Ольшонок.
— Перед тем как милиции войти. Минут за десять. Все было в порядке.
— А кладовая?
— Я думал, он заперся изнутри.
Приглядевшись, Денисов заметил еще, что проводница кутается в длинное, не по размеру, пальто, воротник которого упирается в искусно уложенную прическу. А слева под глазом у нее синяк.
Технический контролер отделения перевозки почты на вокзале Ремизов, костистый, с плоским лицом и воловьими крупными глазами, протянул инспектору твердую, как доска, ладонь.
— Неизвестно? Может… спекуляция? Вот она, наша жизнь. Живешь и не ведаешь, что ждет…
В тамбуре было тесно.
— Знали его? — Денисов кивнул на дверь кладовой, за которой работала оперативная группа.
— Косова?! Как же! Все бригады через нас проходят… — Ремизов переступал короткими для его высокого костистого туловища ногами, следил, чтобы случайно ничего не коснуться, не наследить на месте происшествия.
Из маршрутной кладовой слышались голоса, стук отодвигаемых посылочных ящиков. Там осматривали труп и, насколько это представлялось в данный момент возможным, кладовую. Более тщательный осмотр предполагали произвести одновременно с выгрузкой почты.
— …Он первый раз с этой бригадой. Обычно ездил со Стасом. Я и то удивился, когда увидел его у Ольшонка!
— А там что за бригада?