Кожа и ситец, сукно и плис и даже бархат. Готовая одежда и обувь. И такие же цыгане и мальчишки бегают и тут с разносными товарами и звонко выкликают:
Книги и картины. Маркс и Христос приколоты рядышком. Маркс в тугом венце волос, Христос — в терновом. Что ж, оба — евреи.
Краски сухие и тертые. Оливковое масло и олифа. И списки печатные с совершенно свободной орфографией: Билила свенцовая.
— Это я по-советски писал, — с некоторой гордостью сообщает молодой продавец. — Совсем-таки без ятей.
Он в черных очках, и лицо его в черном пуху, и нос у него жесткий и плоский, совсем, как у утенка.
Жевель, живел (жавелевая кислота); даже жжвл без всяких гласных букв — по ветхому завету.
Квосы, квасцы. У каждого особая метода. А в самом конце, как подпись, стоит: Нашатир.
— А это какая орфография?
— Извините, это моя фамилия, — объясняет продавец: — Аарон Нашатир.
Бывают же такие совпадения. Ведь это не хуже, чем три знаменитые вывески бобруйских ювелиров, висевшие рядом на улице: Топаз, Диамант и Сапфир.
Хрипят граммофоны таким сифилитическим голосом, как девка на бульваре. Колотит колодкой сапожник, прилаживая свежую заплату прямо на ноге. Цирюльник на воздухе бреет клиента, совсем как в Тифлисе и размазывает черным пальцем мыло по крутому подбородку. У клиента на затылке татарская ермолка, по новой русской моде, и бритые губы, как у янки.
Зачем, кстати, бреются? Славянская мочалка мешает, как следует ворочать челюстями? Или как?..
Ночью на бульварное кольцо выходит погулять эта азиатская московская Америка. Тысячи и тысячи, больше, чем было и в прежнее время.
Без надзора полиции, сама по себе, на свободе гуляет трудовая Москва. Перестала Россия ходить под надзором полиции. Перемешаны все бывшие классы, перепутаны сословия. Было да сплыло. В новую эмульсию стерты живые элементы России, высшие и низшие, мужчины и женщины.
Как много молодых. Москва помолодела. Россия помолодела. Сколько молодых перебили, а вот народилось опять не менее того. Необузданно смелые лица, зоркие глаза, квадратные, решительные челюсти.
А человеческий поток течет безостановочно. По бесконечному кругу проходит вперед сквозь тень и сумрак.
1922