– Ах, мой бедный друг, – сказал он, – однако ты там не очень-то похорошел… А я вот растолстел… Что поделаешь!..
Действительно, он был толст, слишком толст для своих тридцати лет. Он вылезал из сорочки, из передника, из белья, в котором походил на громадного спеленутого младенца. Его выбритое лицо, казалось, вытянулось вперед и чем-то напоминало свиное рыло; ведь он день-деньской возился со свининой, руки его постоянно погружались в это мясо, жили в нем. Флоран едва узнал брата. Он присел и переводил глаза с него на красавицу Лизу, с Лизы на крошку Полину. Все трое дышали здоровьем, были великолепны, почти квадратны и лоснились; они смотрели на Флорана с удивлением толстяков, которыми овладевает смутная тревога при виде тощего человека. Даже кот, готовый лопнуть от жира, пялил свои желтые глаза и с недоверчивым видом разглядывал Флорана.
– Ты ведь подождешь завтрака, не так ли? – спросил Кеню. – Мы завтракаем очень рано, в десять часов.
В комнате стоял сильный кухонный запах. Флорану припомнилась ужасная прошедшая ночь, прибытие в Париж на груде овощей, смертельная мука на Центральном рынке, беспрерывная лавина пищи, от которой он только что ускользнул. И он тихим голосом, с кроткой улыбкой промолвил:
– Нет, я, видишь ли, ужасно голоден.
Флоран только начал изучать в Париже право, когда неожиданно умерла его мать. Она жила в Вигане, находящемся в департаменте Гард, и вышла замуж вторым браком за нормандца из Ивто, по фамилии Кеню, которого привез на юг один из супрефектов, тут же позабывший о его существовании. Кеню остался чиновником в супрефектуре, находя край очаровательным, вино отличным, а женщин любезными. Через три года после женитьбы болезнь желудка унесла его в могилу. Он оставил в наследство жене лишь толстого мальчугана, очень на него похожего. Между тем матери и без того было трудно вносить ежемесячную плату в училище за Флорана, своего старшего сына от первого брака. Флоран доставлял ей много радости: он был кроток, учился с большим усердием, получал первые награды. На него перенесла она всю свою любовь, возложила все надежды. Быть может, в лице этого бледного, худенького мальчика госпожа Кеню отдавала предпочтение своему первому мужу, обладавшему свойственной многим провансальцам ласковой мягкостью, тем более что он сам любил ее без памяти. Или, пожалуй, Кеню, прельстивший сначала молодую женщину своим веселым, ровным характером, оказался слишком жирным, самодовольным и уверенным в том, что его лучшие радости заключены в нем самом. Во всяком случае, она решила, что из ее младшего сына – а младшими сыновьями еще до сих пор нередко жертвуют семьи на юге – не выйдет ничего путного. Мать ограничилась тем, что послала его в частную школу, к соседке, старой деве, где мальчик не научился ничему, кроме шалостей. Братья росли вдали друг от друга, как чужие.
Когда Флоран приехал в Виган, его мать уже похоронили. Из боязни помешать занятиям юноши она требовала, чтобы от него скрывали ее болезнь до последней минуты. Флоран нашел маленького Кеню, которому было тогда двенадцать лет, одиноко рыдавшим на кухне, где он сидел на столе. Один из соседей, торговец мебелью, рассказал Флорану, как мучилась при жизни и как умерла его несчастная мать. Она убивала себя работой и тратила все средства на то, чтобы сын ее мог изучать право. Помимо мелкой торговли лентами, приносившей плохой барыш, бедная женщина была вынуждена заниматься еще другой работой и трудилась до глубокой ночи. Мечта увидеть своего Флорана адвокатом, занимающим почетное положение в городе, сделала наконец госпожу Кеню суровой, безжалостной по отношению к самой себе и другим. Младший сын ходил у нее в рваных штанишках, в блузах с продранными локтями; он не смел ни к чему прикоснуться за столом и ждал, пока мать отрежет ему порцию хлеба. Себе она отрезала такие же тонкие ломтики. От недоедания она и умерла, страшно горюя, что не успела поставить на ноги старшего сына.
Эта история очень потрясла чувствительное сердце Флорана. Юношу душили слезы. Он обнял и прижал к себе младшего брата; он целовал его, словно хотел вернуть ему привязанность, которой тот был лишен из-за него. Флоран смотрел на жалкие дырявые башмаки мальчика, на его продранные локти, грязные руки, на все это убожество, в котором жил заброшенный ребенок. Старший брат говорил малышу, что возьмет его с собой и они отлично заживут вдвоем. На другой день, разобравшись в делах, Флоран со страхом увидел, что у него, пожалуй, не хватит денег даже на обратный проезд в Париж. Между тем он ни за что не хотел оставаться в Вигане. Ему посчастливилось удачно продать лавчонку покойной матери и уплатить долги, которые постепенно накопились, несмотря на образцовую ее аккуратность в денежном отношении. После уплаты долгов у Флорана ничего не осталось, тогда сосед-мебельщик предложил ему пятьсот франков за мебель и белье покойной. Сделка оказалась выгодной. Молодой человек поблагодарил мебельщика со слезами на глазах. Он одел во все новенькое младшего брата и в тот же вечер увез его в Париж.