Лиза сидела за прилавком, раздосадованная тем, что Флоран пачкал грязными сапогами ее мозаичный, розовый с белым пол. Уже два раза вставала она с места, чтобы посыпать лавку опилками. Молодая женщина приветливо улыбнулась Маржолену.
– Господин Гавар, – начал тот, – послал меня спросить… – Он запнулся, обвел глазами магазин и продолжил, понизив голос: – Хозяин наказывал мне непременно обождать, когда все выйдут, и тогда повторить вам его слова, которые он заставил меня затвердить наизусть: «Спроси их, нет ли какой опасности и могу ли я прийти переговорить с ними об известном деле».
– Передай господину Гавару, что мы его ждем, – ответила Лиза, привыкшая к таинственным замашкам своего приятеля.
Но Маржолен не уходил и с видом нежной покорности не сводил с прекрасной колбасницы восторженного взгляда. Как бы тронутая этим немым обожанием, она спросила:
– А нравится тебе у господина Гавара? Он славный, и ты должен стараться ему угодить.
– Известное дело, госпожа Лиза.
– Только сам-то ты делаешь глупости. Еще вчера я видала тебя на крыше рынка. Кроме того, ты водишься со всякой дрянью – с негодными мальчишками и девчонками. Ведь ты уже теперь совсем взрослый, тебе пора подумать и о будущем.
Ей пришлось заняться с дамой, зашедшей купить фунт котлет с корнишонами. Лиза вышла из-за прилавка и подошла к деревянной колоде, поставленной у задней стены. Она отрезала узким ножом от четверти свиной туши три котлетки и, подняв обнаженной сильной рукой тяжелый резак, хлопнула им три раза по отрезанному мясу. При каждом из этих трех ударов юбка ее черного мериносового платья слегка приподнималась, а на туго натянутой материи корсажа обозначался ус корсета. Сохраняя глубокую серьезность, Лиза неторопливой рукой собрала котлеты и взвесила их; губы ее при этом были сжаты, взор ясен.
Покупательница вышла; госпожа Кеню заметила, с каким восхищением смотрел на нее Маржолен, когда она ловко, сильно и размеренно трижды ударила резаком по кускам свинины. Лиза воскликнула:
– Как, ты еще здесь?
Но когда он повернулся, чтобы уйти, она удержала его:
– Послушай, если я еще раз увижу тебя с этой паршивой девчонкой Кадиной… Не возражай! Сегодня утром вы были вместе в требушином ряду и глазели, как разбивают бараньи головы… Не понимаю, право, каким образом такой красивый мужчина, как ты, может связаться с этой потаскухой, с этой попрыгуньей… Ну ступай, скажи господину Гавару, чтобы он приходил сейчас, пока никого нет.
Маржолен ушел пристыженный и унылый, не ответив ни слова.
Красавица Лиза стояла за прилавком, слегка повернув голову к рынку, и Флоран молча смотрел на нее, удивляясь ее красоте. До сих пор он не разглядел хорошенько своей невестки, потому что стеснялся рассматривать женщин. Теперь она была видна ему из-за прилавка, уставленного мясными изделиями. Перед ней лежали на белых фарфоровых блюдах початые арльские и лионские колбасы, копченые языки, куски вареной и просоленной свинины, свиная голова, залитая желе; стояла откупоренная банка с жареными ломтиками свинины и коробка сардин, из-под приподнятой крышки которой виднелось прованское масло; а направо и налево на полках были разложены круги свиного паштета и студня, обыкновенный окорок бледно-розового цвета и окорок йоркский, с кровавым мясом под толстым слоем сала. Были еще тут наставлены и круглые, и овальные блюда с нашпигованными языками, с галантиром, трюфелями и фаршированной кабаньей головой с фисташками; возле же самой Лизы, у нее под рукой, красовалась нашпигованная телятина, а в желтых мисочках – паштет из гусиной печенки и паштет из зайца. Так как Гавар замешкался, хозяйка переставила грудинку с края прилавка на маленькую мраморную горку, поставила ровнее банку с топленым свиным салом и банку с салом из-под жаркого, вытерла чашки мельхиоровых весов и пощупала рукой металлический шкафчик с остывшей грелкой. Потом Лиза снова молча отвернулась и стала смотреть вглубь рынка. От мяса шел приятный запах; казалось, аромат трюфелей опьянил молодую женщину, отяжелевшую в этой преисполненной сытого покоя обстановке.
В тот день колбасница сияла необыкновенной свежестью. Белизна ее передника и нарукавников служила как бы продолжением белизны блюд и достигала пухлой шеи и розовых щек, на которых повторялись нежные тона окороков и прозрачная бледность сала. Разглядывая невестку, Флоран смутился, дородность Лизы вызвала в нем какое-то тревожное ощущение; тогда он стал украдкой рассматривать ее в зеркалах, сиявших по стенам магазина. Она отражалась в них и сзади, и спереди, и сбоку. Он увидел ее даже на потолке, вниз головою с тугим шиньоном и маленькими бандо на висках. То была Лиза во множестве экземпляров, с широкими плечами, толстыми руками, выпяченной грудью, до того упругой и невыразительной, что она даже не возбуждала ни малейшей плотской мысли и была похожа на живот. Флоран засмотрелся на профиль Лизы, отражавшийся возле него в зеркале, между двумя половинками свиной туши. Вдоль мраморных стен и зеркал, на перекладинах с крюками, висели свиные туши и куски шпика. И профиль Лизы, с ее дебелой шеей, округлыми формами и выпяченным бюстом, казался среди всего этого сала и сырого мяса изображением расползавшейся от полноты королевы. Потом красивая колбасница наклонилась, дружески улыбаясь двум красным рыбкам, неутомимо плававшим в аквариуме на витрине в окне.