– Двадцать пять су, верно? – спросила не спеша госпожа Лекёр.
Она отлично замечала глухое раздражение Лизы и наслаждалась им, медленно вынимая деньги, как будто карман у нее был битком набит медяками. Она смотрела исподлобья на Гавара; ей доставляло удовольствие неловкое молчание окружающих, которое затягивалось в ее присутствии; она клялась про себя, что не уйдет, если здесь вздумали «скрытничать» перед нею. Наконец колбасница подала госпоже Лекёр сверток, и торговке волей-неволей пришлось уйти. Она удалилась, не сказав ни слова, обведя лавку долгим взором.
После ее ухода Лиза не выдержала:
– Ведь и эту подослала Саже! Неужели старая шельма заставит весь рынок побывать в нашей колбасной, чтобы дознаться, о чем мы говорим?.. И какие они все хитрые! Видано ли, чтобы люди покупали котлетки в сухарях и холодную закуску в пять часов вечера! Они скорее готовы расстроить себе желудок, чем остаться с носом, ничего не узнав. Ну погодите, если Саже подошлет еще кого-нибудь, вы увидите, как я ее отделаю. Будь это моя родная сестра, я и ту вытурю вон.
Мужчины притихли, видя, что Лиза рассердилась не на шутку. Гавар подошел и облокотился на медную балюстраду прилавка. Он погрузился в размышления, поворачивая шар из граненого хрусталя, немного отставший от латунного треугольника.
– Я смотрю на это просто как на комедию, – сказал он, подняв после некоторого молчания голову.
– На что? – спросила Лиза, все еще дрожа от гнева.
– На место надзирателя в павильоне морской рыбы.
Лиза взмахнула руками, в последний раз поглядела на Флорана и села на обитую материей скамейку у прилавка, после чего, стиснув зубы, не раскрывала больше рта. Гавар принялся пространно развивать свою мысль: правительство останется с носом, если оно принуждено будет платить жалованье своему врагу. И он вкрадчиво повторял:
– Ведь эти мерзавцы заставляли вас околевать с голоду, не так ли, милейший? Ну так пускай же теперь они вас кормят. Это так забавно, что я сразу пришел в восторг.
Флоран усмехнулся, продолжая отказываться. Кеню, в угоду жене, сделал попытку уговорить брата. Но Лиза, по-видимому, больше не слушала. С минуту она пристально смотрела на улицу, в сторону рынка. Вдруг молодая женщина порывисто встала.
– Ага, теперь ко мне подсылают Нормандку! – воскликнула она. – Тем хуже, Нормандка поплатится за других.
Дверь магазина открыла высокая брюнетка. Это была Луиза Мегюден, красивая торговка рыбой, прозванная Нормандкой. Она отличалась дерзкой красотой, была бела, нежна и почти так же полна, как и Лиза; но в ее взгляде выражалось больше наглости, а грудь ее не была так безжизненна. Луиза вошла непринужденно. На переднике у нее бренчала золотая цепочка, непокрытые волосы были причесаны по моде, а на шее повязан кружевной бант, который делал ее одной из кокетливых цариц Центрального рынка. От Нормандки слегка отдавало запахом морской рыбы, и на руке у нее, около мизинца, присохла чешуйка от селедки в виде перламутровой мушки. Живя в одном доме на улице Пируэт, обе женщины очень подружились: больше всего их сближало соперничество, заставлявшее приятельниц постоянно следить друг за другом. Как Лиза, так и Нормандка слыли в квартале красавицами. Это возбуждало между ними соперничество: ни одна не хотела уступать другой, и каждая старалась поддержать славу своей красоты. Немного наклонившись над прилавком, колбасница видела в павильоне напротив торговку рыбой среди ее лососей и палтусов. Они наблюдали друг за другом. Красавица Лиза сильнее затягивалась в корсет, красавица Нормандка нанизывала еще больше колец на пальцы и прибавляла еще больше бантов на плечи. При встрече они были чрезвычайно ласковы и любезны, но в то же время каждая высматривала из-под полуопущенных ресниц недостатки своей приятельницы. Они покупали друг у друга товар и делали вид, будто очень любят друг друга.
– Скажите, пожалуйста, ведь завтра вечером вы будете делать кровяную колбасу? – спросила, улыбнувшись, Нормандка.
Лиза холодно посмотрела на товарку. Злилась она редко, но зато гнев ее был упорен и неумолим. Сухо и неохотно она ответила:
– Да.
– Знаете, я обожаю горячую кровяную колбасу, только что вынутую из кастрюльки… Я зайду к вам завтра.
Луиза Мегюден поняла, что ей нечего рассчитывать на любезный прием. Она посмотрела на Флорана, как будто он ее заинтересовал; затем, точно не желая уйти, ничего не сказав и не оставив за собой последнего слова, посетительница имела неосторожность добавить: