— Да, — ответил мэр, — молодой человек из Парижа. Его имя Гренье.
— Так пошлите же за ним.
Пока бригадир ищет доктора, а мэр и судья направляются со вновь прибывшими в комнаты Жака и Мариетты, мы познакомим читателя с Жобеном. Памфилу Жобену в 1874 году было 36 лет. Отец его был торговцем и имел фруктовую лавку. Этот честный делец, овдовевший после десятилетнего брака, души не чаял в своем единственном сыне и задумал сделать его адвокатом. По прихоти родителя мальчик был отдан в коллегию Людовика Великого, но ужасно ленился там и, вместо того чтобы учить латинские и греческие переводы, читал всевозможные романы. В особенности он любил романы о парижской модной жизни. Всецело предаваясь мечтаниям, Жобен пропускал занятия и не посвящал должного времени наукам. На него не действовали ни насмешки товарищей, ни даже выговоры учителей. Он только пожимал плечами и продолжал бездельничать. В это время отец его скоропостижно умер от тяжелой болезни желудка.
Девятнадцатилетний Жобен получил в наследство лавку и сто семьдесят тысяч франков наличными, которые были помещены в государственный банк. Лавку он продал за тридцать тысяч франков, а сам начал жить весело и припеваючи, ничем не занимаясь. Сняв квартиру в самой лучшей части города, он завел превосходных лошадей, экипажи, держал многочисленную прислугу, модного портного и любовниц.
Отцовского наследства ему хватило лишь на два с половиной года. Истратив все до последнего су, он не стал брать в долг, а продал свою мебель, поселился в меблированной комнате и только тогда, с какими-нибудь двумя или тремя тысячами франков в кармане, задался серьезным вопросом: чем жить и что делать. После долгих соображений он решил, что не способен ни на что, кроме как быть писателем, и этим рассчитывал приобрести состояние. Не откладывая свое намерение в долгий ящик, он написал роман и озаглавил его «Ласточки с Аркольского моста». Чего только не было в этом романе: и отравления, и прелюбодеяния, и детоубийства. Он также написал драму, которую назвал «Новый граф Сент-Элен», — само название говорит за себя. С этими двумя произведениями он ходил из одной редакции в другую, но везде терпел неудачу. Никто не желал не только печатать, но даже читать его произведения.
Время шло, денег оставалось очень немного, а всякая надежда исчезала. Вдруг ему улыбнулось счастье. Редактор одного небольшого журнала прочел роман Жобена и, найдя его интересным благодаря несметному количеству описанных в нем убийств и преступлений, предложил напечатать его по одному су за строчку. Как обрадовался Жобен! В то же время в театре «Монпарнас» приняли его драму. Молодой человек ожил. «Начало у меня будет очень скромное, — подумал он, — но потом…»
Увы, его надеждам не суждено было осуществиться. Роман не напечатали, так как хозяин бумажного магазина перестал давать редактору в долг бумагу, и газета окончила свое существование. А драма в первый же вечер провалилась со скандалом.
XIII
Директор театра во время репетиций драмы горячо привязался к Жобену и при виде его отчаяния после провала пьесы стал утешать его:
— Не унывайте, голубчик, это со всяким может случиться. Освистывали даже Скриба, Дюма… Вы напишете другую пьесу…
Жобен печально покачал головой.
— Конечно, — продолжал директор, — потеряв топор, сгоряча бросают и рукоятку, но потом одумываются и поднимают ее. То же будет и с вами.
— Нет, со мной этого не случится. Я слишком много возомнил о себе и за это справедливо наказан. Какой у меня талант?.. Его нет и никогда не будет!
— Вы занимаетесь каким-нибудь ремеслом или служите?
— Не служу и ничем не занимаюсь.
— А деньги у вас есть?
— Есть — десять франков.
— Ну, с этим не далеко уедешь. Что же вы думаете теперь делать?
— Я куплю пистолет, поднимусь в свою мансарду и, написав записку, чтобы в моей смерти никого не обвиняли, пущу себе в лоб пулю… Быстрая и легкая развязка!
— Ах вы, презренный! — вскрикнул взволнованный директор. — Думать о самоубийстве в ваши годы!
Жобен улыбнулся.
— В мои годы как раз можно думать об этом, — возразил он, — будь я стариком, я бы не говорил о смерти, ведь мне недолго оставалось бы жить, а теперь впереди целая вечность! Я чувствую себя неспособным заработать на хлеб, а нищенствовать или воровать не намерен… Согласитесь сами.
— Ваше положение действительно безотрадно, но прежде чем лишать себя жизни, отчего вы не попробуете свои силы на каком-нибудь другом поприще?