Прочитав показания Грушина, Кубанцев посмотрел на арестованного. Мартынюк был растерян, сидел, опустив глаза. Кубанцев не стал ждать его ответа.
— Могу зачитать показания Григория Ильича Цабенко. Кстати, он приводит содержание вашей телеграммы, которую вы пытались отправить в день мятежа. Вы адресовали телеграмму в станицу Усть-Уйскую, Станичному атаману. Читаю текст телеграммы: «Срочно выслать казаков в город Кустанай для введения дисциплины и порядка. Кустанайский Совдеп разогнан, власть в наших руках. Поручик Г. Мартынюк».
Мартынюк сидел, словно проглотив язык.
— Нам дал показания Алексей Семенович Соболев. С марта по август 1918 года он был секретарем Кустанайского союза инвалидов, — продолжал Кубанцев. — Потом служил в колчаковской армии в качестве писаря офицерского стола при штабе 44-го стрелкового полка, не раз видел удостоверения, выданные за подписью Мартынюка, где указывалось, что предъявитель сего такой-то состоял в тайной организации и активно выступал против Советской власти в восстании 18 марта 1918 года. Само собой, такой документ не мог подписать человек, не имевший отношения к руководству восстанием. Не так ли? Есть и другие показания. Надеюсь, вам небезызвестен Василий Кузьмич Моисеев. Его вы не щадили на допросах следственной комиссии… А вот показания Сергея Гавриловича Пухальского: «Мартынюк спросил, — показывает Пухальский, — по какой причине я поступил в Красную Армию? Я сказал: «Для того, чтобы защищать власть Советов». Мартынюк орет: «Смеешь ли ты в моем присутствии говорить, что ты защитник Советов?» Возле него стоял казак, которому он приказал вывести меня в дежурную комнату и дать мне 75 плетей». Могу, — продолжал Кубанцев, — привести показания известного вам Остапенко…
— Хватит! — прервал Мартынюк. — Пишите. Все расскажу… — Наконец-то не выдержали нервы врага. Он рассказал все. Признался в своих преступных деяниях. Но все же не в полной мере, а лишь в пределах фактов, которыми располагало следствие. Об убийстве Омара Дощанова следователь тогда не спрашивал и Мартынюк тоже обошел его. Однако материалов для суда хватало.
УДАР ПО ЭСЕРАМ
1921 год. В стране свирепствует разруха — суровое последствие гражданской войны. Партия готовится к своему X съезду, чтобы наметить меры по решению насущных задач и проблем, стоящих перед трудящимися Республики Советов. Однако еще предстояла нелегкая борьба с оппозиционерами, которые навязали партии дискуссию о профсоюзах и «по существу отрицали руководящую роль партии в системе диктатуры пролетариата, отвергали необходимость укрепления ее связи с массами, выработки новых методов руководства ими. Они нападали на принцип демократического централизма, стремились поколебать единство партии, подорвать партийную дисциплину. Трудный для партии момент они хотели использовать, чтобы под флагом «улучшения» ее деятельности столкнуть партию с ленинского пути…»{58}
В эти дни Кустанайское политбюро получило данные о том, что известный лидер местных эсеров И. П. Луб скрывается где-то вблизи Челябинска. По сведениям, добытым чекистами, его жена выехала на встречу с мужем, сказав соседям, что отправилась не то в Златоуст, не то в Петропавловск. Дома остались мать и дети Луба.
На счету эсеров было немало черных, злодейских дел. Среди них убийство пламенного большевика В. В. Володарского и председателя Петроградской ЧК М. С. Урицкого, мятеж в Москве в июле 1918 года и всколыхнувшее всю страну покушение на вождя пролетария В. И. Ленина.