— Почитайте. Узнаете, зачем я пришел.
В корреспонденции «Редкая карьера офицера Кокоркина», помещенной в газете, говорилось, что ответственный работник наркомата социального обеспечения Павел Терентьевич Кокоркин во время гражданской войны служил в Кустанае в колчаковской армии и накануне занятия города Красной Армией, конвоируя арестованных красных партизан в сторону Петропавловска, участвовал в расстреле ста пятидесяти человек. Павел Терентьевич Кокоркин, по словам посетителя, является его старшим братом и исполнял обязанность наркома социального обеспечения Казахской ССР. Однако совершенно не виновен. Посетитель не отрицал суть статьи в газете, но сказал, что приписываемый брату расстрел партизан лежит на его, Василия Кокоркина, совести, поэтому он и явился сам с повинной…
Посетитель был задержан. Чекисты занялись проверкой не только его, но и брата в Алма-Ате. Задержанный старший брат Павел Кокоркин утверждал, что он происходит из крестьян-середняков, а при Колчаке занимался революционной работой, за что был сослан белыми на угольные копи. Осенью 1918 года был мобилизован в белую армию, но в конвоировании заключенных участия не принимал. Однако чекисты выяснили, что отец братьев Кокоркиных являлся на самом деле торговцем. Вымышленными были и остальные показания П. Т. Кокоркина, в том числе о репрессиях по отношению к нему со стороны колчаковских властей. Оказалось, что оба брата причастны к кровавым преступлениям.
Материалы дела Кокоркиных еще раз проливают свет на злодейства колчаковцев накануне их бегства из Кустаная.
Участник краснопартизанского восстания М. И. Чесалов рассказал, что в период колчаковщины он сидел в Кустанае с осужденными к расстрелу двадцатью заключенными. Затем их объединили с приговоренными к десяти годам тюрьмы и пожизненным каторжным работам. «Нас уже было 57 человек, — говорил Чесалов. — Вдруг от одного знакомого мне надзирателя я узнал, что на завтра готовится эвакуация тюрьмы, а нас должны ночью расстрелять. Я сказал об этом другим заключенным. Ночью действительно стали выводить людей из камеры по шесть человек. Вывели четыре партии, и мы слышали выстрелы со двора тюрьмы. В последнюю из шестерок попал матрос, который ударил офицера колчаковской контрразведки. Произошло замешательство. После этого вывели из камеры еще трех человек и на этом расстрелы прекратили. Таким образом, расстреляли 27 человек…»
На следующий день началась эвакуация заключенных из Кустаная. Их было 359, из них 29 женщин. Большую часть составляли политические. Конвоирование и охрану несла команда кустанайского гарнизона, возглавляемая Алекрицким. Командирами подразделений были Никифоров, Науменко, Кокоркин и другие. За колонной двигался обоз с оружием, вещами и продовольствием. Кроме того, на подводах лежали больные.
В пути следования взводный командир старший унтер офицер Проценко, выходец из села Садчиковского Кустанайского уезда, стал агитировать конвоиров и заключенных, чтобы арестовать офицеров конвоя и освободить заключенных, а затем соединиться с наступающей Красной Армией. Многие были согласны. Договорились, что за Надеждинкой, когда дорога станет подниматься к селу Алешинка, что стоит на холме, впереди и сзади колонны прозвучат выстрелы. Это будет условный сигнал к действиям.
На второй день пути за поселком Надеждинкой колонна остановилась у озера на привал. Стали готовить обед. Заключенным разрешили купаться с запретом отплывать далеко от берега. По свидетельству Чесалова, он и его бывший учитель А. И. Миляев купались вместе. К ним подплыл солдат и сказал: «Как только обоз тронется, отбирайте у солдат винтовки. Часть солдат согласна отдать оружие без сопротивления. Передайте это другим заключенным, пусть готовятся». Но тут, неизвестно почему, обед отменили, быстро собрали людей и двинулись дальше. Как только тронулись, кто-то из заключенных стал убегать. По нему открыли стрельбу из винтовок. Конвой оцепил заключенных, выставил два станковых пулемета. Побег одиночки усложнил общее дело, конвой стал вести себя настороженно.
К вечеру подходили к Алешинке. Проценко решился еще раз попытать счастья и стал брать из своей повозки винтовки и раздавать их. Он успел вооружить шестерых заключенных и намеревался совместно с ними подойти вплотную к офицерам. Однако, действия Проценко привлекли внимание одного из командиров взводов. Почуяв недоброе, он поднял тревогу. По нему открыли огонь, но он успел сообщить офицерам о замеченном. Заключенные ждали выстрелов впереди и сзади колонны, а услышали стрельбу где-то сбоку, растерялись и не выступили решительно. Тем временем офицеры подали команду: «Ложись!» Заключенные исполнили ее. Офицер Никифоров, злой, жестокий человек, прозванный палачом, арестовал Проценко и шестерых заключенных. Наступила ночь.