Недобрые тени на лице подполковника сгустились, у крыльев носа обозначились брезгливые складки, протянулись к губам.
Петрович, спокойный, с чуть раскачивающейся, будто с похмелья походкой, похожий на клешнястого краба, подошел к начальнику стрельбища.
– Товарищ подполковник…
Тот даже разговаривать не стал, махнул раздраженно рукой:
– Потом, потом, потом…
– Но у нас ведь тоже наряд на стрельбы.
– Я же сказал – потом, – подполковник повысил голос. – Будет дырка – постреляете, не будет – приедете завтра. Ничего с вами не случится.
– Ладно, – спокойным, будничным, почти бесцветным голосом проговорил Петрович. – Подождем, вдруг дырка действительно образуется? Нам спешить некуда. – Это не соответствовало истине. Впрочем, в следующую секунду Петрович поправился: – Пока некуда.
Конечно, день-два для раскачки им положен, но иногда события, стремительно развивающиеся где-нибудь в трех тысячах километров отсюда, спрессовывают время настолько, что не остается не только дней – даже минут. Но тем не менее группа каждый раз перед выходом на задание обязана сдать все зачеты.
Зачеты необходимо сдать по стрельбе из сорока видов оружия – от малокалиберного пистолета, вмещающегося в ладонь, до помповой винтовки, которой так лихо пользуются в кино бравые американские полицейские, на каждый вид дается по три патрона, выбить надо не менее двадцати пяти очков, если стрелять по цифровой мишени, если же мишень предметная, изображающая врага – то в нее надо угодить не абы куда, а в конкретную точку… Три промаха – и все, офицер выводится из группы, к выходу он не готов, ему надо еще немного отдохнуть.
Петрович вернулся в «икарус», виновато развел руки.
– Подождем немного, ребята. Пусть спортсмены отстреляются.
– А если они не отстреляются? – задал резонный вопрос Токарев. – Если они будут садить по мишеням до самой ночи?
– Не будут, – убежденно произнес Петрович, – они через сорок минут устроят себе перерыв, кофий будут пить, шоколадки, чтобы глаз был вострее, трескать – без этого никак не обойдутся. Я этих людей хорошо знаю. Пока понаблюдаем – вдруг результаты будут выдающимися? Интересно ведь.
– Интересно, товарищ полковник, – согласился Токарев.
Первым на рубеж вышел майор Сугробов, картинно согнул руку в локте и начал стрелять по мишеням. Токарев вооружился биноклем – смотрел на мишень прямо через окно «икаруса».
Сугробов нажал на спусковой крючок пистолета, рука у него подпрыгнула. Петрович оценивающе сощурил глаза – руку майору надо тренировать основательно, рука с зажатым в ней пистолетом должна быть чугунной – не то, чтобы при отдаче не должна подпрыгивать, она не должна даже дрожать.
– Попадание в семерку, – негромко проговорил Токарев.
– Негусто, – прокомментировал Проценко.
– Для этого лоха в майорских погонах – хватит, – сказал Семеркин.
Петраков промолчал.
Раздался новый выстрел. Локоть у Сугробова опять дернулся, рука подпрыгнула. Майор картинно отступил назад и перезарядил пистолет.
– Еще раз семерка, – прежним негромким голосом произнес Токарев.
– М-да, – Проценко удрученно покачал головой. – Плохи дела будут у России, если ее станут защищать такие стрелки…
Петраков снова промолчал, Семеркин приподнял одно плечо, пробормотал негодующе:
– Две семерки – два странных намека на мою фамилию.
Сугробов вновь прицелился. Нажал на спусковой крючок. Мишень от попавшей в нее пули качнулась – была непрочно закреплена, Токарев подкрутил колесики бинокля, наводя окуляры на предельную резкость.
– Семерка! – произнес он.
– Тьфу! – отплюнулся Семеркин.
– Тьфу! – следом за ним отплюнулся Проценко.
Петраков и на этот раз промолчал.
Это Сугробов бьет пока по неподвижным мишеням, а что станет и какие результаты выпадут на долю майора, когда мишени будут выпрыгивать из-под земли всего лишь на несколько мгновений, разворачиваться боком и вновь нырять в преисподнюю – там несколько метров катиться на роликах, затем, приблизившись к срезу бруствера, возникать вновь? Эта программа хоть и усложненная, но для группы Петракова она – обычная.
– Неинтересно все это, – проговорил Проценко. – Бедная наша Родина! Ее так и хотят написать с маленькой буквы.