Варвары, стоявшие полукругом, словно титаны, стерегущие небесные чертоги, слушали бормотание виконта и переглядывались. Должно быть, принимали его за сумасшедшего. По их представлениям, разве может настоящий мужик лопотать, словно курица, да еще когда ничего не слышно?
Голос настоящего воина должен быть подобен вою шторма или, на худой конец, грохоту камнепада. А этот?
«Этот» краснел и сопел, чувствуя, что начинает заикаться.
Пнилл покачал головой и поднял руку. Король не услышал в общем гвалте ни одного слова, а если бы и услышал, то вряд ли бы понял.
– Все нормально, не волнуйся, – сказал он. – Сейчас начнется праздник. Я, в общем-то, сегодня женюсь.
Талиесин понял, в какую калошу угодил, и выдавил из себя улыбку. Варвары взирали на него словно на хромого кургузого щенка. С неподдельной жалостью.
– А еще вот, – пробормотал виконт, вручая Пниллу верительные грамоты, которые тот взял не без сомнений. Видно было, что великан просто не знает, что с ними делать.
Бычье Сердце вопросительно взглянул на Говоруна. Тот взял у него документы на дорогой белой бумаге, украшенные вензелями и печатями.
– С этим разберемся потом, – сказал жрец, засунув грамоты во внутренний карман своей благоухающей хламиды. – Ага! Самое время начинать праздник! – Кровожадный Чтец хлопнул в ладоши, заставив Талиесина подпрыгнуть.
– Постойте, мы хотим от своего лица преподнести подарок! – запищал посол. – Фиенс!
Помощник, до того стоявший с невозмутимым видом и изображавший статую, ожил и протянул виконту секиру, завернутую в кусок дорогой ткани.
– Вот, это в знак нашей дружбы… Так сказать, между Тиндарией и Диккарией, – пояснил Талиесин, пытаясь провалиться сквозь пол от стыда.
Пнилл взял секиру в руку. Для него она была что самый обычный топор, ни большая, ни маленькая.
– Хм, да не та ли это секира, что принадлежала Ухогрызу Прекраснозлобному? – Оружие рассекло воздух с гулом – неподалеку от головы Талиесина. – Здорово! Этим раскалывать черепа троллей еще интереснее будет!
Жжих! Талиесин едва уклонился от нового учебного взмаха.
Казалось, этой пытке не будет конца.
Но Говорун уже торопил. Секиры и экскурсы в прошлое Диккарии его мало волновали, его очень заботило возмущение родственников невесты, которые уже начали думать, что Пнилл затягивает праздник нарочно.
Уж не передумал ли?
Бычье Сердце поблагодарил Талиесина, сказав, что выберет время поговорить с глазу на глаз, без шума и пыли, и удалился в сторону стола.
Талиесин промокнул лоб платком. Ему казалось, его облили ведром воды.
Но, кажется, самое страшное позади.
– Пять минут позора и… – пробормотал виконт себе под нос.
– Идемте, посол, там наши места, – сказал Фиенс, потащив виконта к сектору стола, расположенному в непосредственной близости от королевской «ложи».
Это было нехорошо. А Талиесин-то надеялся оказаться подальше от Пнилла, когда тот начнет проявлять свою молодецкую удаль.
Гости рассаживались. Уровень шума значительно спал. Дело предстояло ответственное – впервые Офигильда, дочь Ворчлюна Ухайдака из клана Топорища, показывалась на публике в новом статусе: жены короля.
Глава 8
Говорун Кровожадный Чтец занял место возле трона, словно собирался сесть на него, и вооружился церемониальным посохом. Таким можно было производить массовый забой моржей.
Посох венчал чей-то ухмыляющийся череп.
– Итак, приветствуйте, гости. Приветствуйте и проникнитесь трепетом. Новая королева Диккарии, достойнейшая из дев, Офигильда Топорище, дочь великого вождя и хрюрла Ворчлюна Топорище, славного своими подвигами у Мыса Цукат и в Ущелье Злонравия, где были повержены армии Троллминга Левого!
Гости встали, изображая торжественность. Почитания на их лицах было довольно мало. Всем не терпелось приступить к обжираловке.
Говорун взмахнул руками, и боковые двери растворились, выпуская в зал небольшую толпу девушек, сопровождающих невесту. Они были в доспехах и при оружии. Все, кроме невесты, которой, видно, по такому случаю не полагалось даже дубинки.
Офигильду облачили в длинное платье, облегающее мощные формы, а длинные золотистые волосы заплели в две косы. Глядя на нее, Талиесин все гадал, в какой степени девица соответствует местным канонам красоты. Возможно, на сто процентов. Но по его, цивилизованным, ни на один. Слишком велика, слишком щедра плотью, слишком экзотична. К тому же, как все варварши – воительница, а виконт не любил, когда дамы изображают из себя отчаянных рубак.