— А ну-ка вымой здесь палубу! — крикнул Фанокл.
Раб в раздумье поглаживал свои грязные волосы. Потом зачерпнул еще одно ведро и, широко размахнувшись, с силой выплеснул воду — ноги Мамиллия и Фанокла обдало жидкой грязью. С негодующими криками они бросились вперед, и в тот же миг раздался треск рвущегося под непомерной тяжестью каната. «Амфитрита» клюнула носом, накренилась и издала громкий клацающий звук — казалось, она с хрустом вгрызлась зубами в собственные деревянные шпангоуты. Послышался гул тупого удара о дно бухты, и с неба на них обрушились потоки воды, нечистот, грязи, масел и дегтя. Фанокл рухнул ничком, Мамиллий согнулся под напором водяного смерча, от потрясения он был не в силах даже выругаться. Ливень прекратился, но палубы залило так, что они стояли по пояс в воде. Талос в ярости изрыгал огромные клубы пара. Затем вода схлынула, палубы заблестели, над гаванью повис неистовый рев. Наконец Мамиллий распрямился и выругался — шляпа его теперь видом и запахом напоминала коровью лепешку, мокрая и грязная одежда противно липла к телу. Облегчив душу, он повернулся и взглянул на то место, где они только что стояли с Фаноклом. Краб снес шесть футов фальшборта и сорвал обшивку палубы, оголив расплющенные концы бимсов. С реи триремы прямо в воду свисал толстый канат, желтая жижа вокруг него все еще булькала и пузырилась. На триреме шла драка, появившиеся солдаты били дерущихся рукоятями мечей. Из клубка тел вырвался человек. Он соскочил на причал, схватил большой камень и, прижав его к животу, через стенку мола нырнул в море. Драка прекратилась. Двое телохранителей Императора в немом отчаянии бились головами о мачту.
Заляпанное грязью лицо Мамиллия постепенно бледнело.
— Это первое покушение на мою жизнь.
Фанокл тупо уставился на развороченный борт. Мамиллия затрясло.
— Я никому не делал зла.
Капитан триремы проворно спрыгнул на палубу «Амфитриты».
— Не знаю что и сказать, мой господин.
Неистовый рев не утихал. Казалось, чьи-то глаза, тысячи глаз следили за ними над изменчивым ковром водяных бликов. Мамиллий в ужасе озирался по сторонам, вглядываясь в молочнобелую пустоту воздуха. Нервы его напряглись до предела. Фанокл жалобно заскулил:
— Они ее повредили.
— А пошел ты со своим вонючим кораблем…
— Мой господин, раб, перерезавший канат, утопился. Мы ищем главаря бунтовщиков.
Мамиллий завопил:
— Oloito![3]
Изысканное слово сыграло роль предохранительного клапана. Мамиллий унял дрожь, но расплакался. Фанокл поднес к лицу трясущиеся руки и смотрел на них так пристально и пытливо, будто в них была скрыта какая-то ценная информация.
— Аварии случаются… Вот только позавчера толстенная доска сорвалась и пролетела всего лишь в нескольких вершках от моей головы. Но мы живы.
Капитан вытянулся в знак приветствия.
— С твоего позволения, мой господин.
И он вспрыгнул на борт триремы. Мамиллий повернул к Фаноклу заплаканное лицо.
— Ну откуда у меня враги? Лучше бы меня убило.
Неожиданно ему показалось, что все в этом мире опасно и неустойчиво… все, кроме таинственной красоты Евфросинии.
— Фанокл… отдай мне твою сестру.
Фанокл оторвал взгляд от своих рук.
— Мы, господин, свободные люди.
— Я имею в виду в жены.
Фанокл хрипло закричал:
— Да сколько можно! Доска, краб… а теперь еще и это!
Дымчато-белый ревущий ад сомкнулся над Мамиллием. Где-то в вышине зарокотал гром.
— Я не могу без нее жить.
Фанокл пробормотал, не сводя глаз с Талоса:
— Ты даже лица ее не видел. И потом, ты ведь внук Императора.
— Он сделает все, что я захочу.
Фанокл свирепо покосился на собеседника.
— Сколько тебе лет, мой господин? Восемнадцать? Семнадцать?
— Я уже взрослый мужчина.
Фанокл состроил гримасу.
— В силу установленных людьми законов.
Мамиллий стиснул зубы.
— Извини меня за слезы. Это от потрясения. — Он громко икнул. — Ты меня простил?
Фанокл смерил его взглядом.
— А больше ничего не хочешь?
— Хочу. Евфросинию.
— Это не в моей власти, мой господин.
— Ни слова больше. Мы поговорим с Императором. Он тебя убедит.
У входа в туннель громыхнул салют.
Император шагал не но возрасту быстро. Впереди бежал глашатай:
— Дорогу Императору!
Свита состояла из телохранителя и нескольких женщин — лица дам прятались под вуалями. Мамиллий в панике заметался по палубе, но женщины отошли в стороны и заняли места вдоль стенки мола. Фанокл рукой заслонил глаза от солнца.
— Он привел ее посмотреть демонстрацию.
Капитан триремы семенил рядом с Императором, что-то объясняя ему на ходу. Император задумчиво кивал своей посеребренной головой. Он взошел по трапу на трирему, пересек палубу и посмотрел вниз на диковинный корабль. Даже в такой обстановке сухощавая фигура в белой тоге с пурпурной каймой несла на себе печать спокойного величия. Он не стал опираться на протянутую руку и сам сошел на палубу «Амфитриты».
— Не трать слов на рассказ о крабе, Мамиллий. Я все уже знаю от капитана. Поздравляю тебя со счастливым спасением. И тебя, конечно, тоже, Фанокл. Демонстрацию придется отменить.
— Цезарь!
— Понимаешь, Фанокл, сегодня вечером меня на вилле не будет. Твою скороварку мы испробуем как-нибудь в другой раз.
И снова Фанокл застыл с разинутым ртом.
— Дело в том, — спокойно продолжал Император, — что в это время мы будем в море на «Амфитрите».
— Цезарь!
— Останься, Мамиллий. У меня есть для тебя новости. — Он помолчал, прислушиваясь к шуму гавани. — Не любит меня народ.
Мамиллия снова затрясло.
— И меня тоже. Чуть не убили.
Мрачная улыбка мелькнула на губах Императора.
— Это не рабы, Мамиллий. Я получил донесение из Иллирии.
Под грязью, покрывавшей лицо Мамиллия, угадывалось выражение испуганного понимания.
— Постумий?
— Он внезапно прервал военную кампанию и сосредоточил войска в морском порту. Сейчас он обшаривает побережье и забирает все — от триремы до рыбачьей лодки.
Мамиллий быстро и неловко шагнул, едва не попав в ручищи Талоса.
— Решил отдохнуть от героических дел.
Император подошел к внуку почти вплотную и осторожно прикоснулся пальцем к его мокрой тунике.
— Нет, Мамиллий. Он просто узнал, что у внука Императора проснулся интерес к оружию и боевым кораблям. Будучи реалистом, он боится твоего влияния. Не исключено, что злонамеренные люди подслушали злополучную беседу на галерее. Нельзя терять ни минуты, — Он повернулся к Фаноклу. — Нам нужен и твой совет. Как скоро мы сможем дойти на «Амфитрите» до Иллирии?
— В два раза быстрее, чем на твоих триремах, Цезарь.
— Мамиллий, мы отправляемся вместе. Я — чтобы убедить Постумия, что я все еще Император, а ты — чтобы разубедить его в том, что желаешь им стать.
— Но это же опасно!
— Тогда оставайся и жди, когда тебе перережут горло. Не думаю, что Постумий позволит тебе покончить с собой.
Фанокл стоял, прижав кулаки ко лбу. Император кивнул в сторону мола, и через палубу триремы цепочкой потянулись рабы с поклажей. С кормы торопливо прибежал маленький сириец. Глотая слова, он заговорил с Мамиллием:
— Мой господин, это невозможно. Императору здесь негде спать. И посмотри на небо.
Небо было затянуто облачной дымкой — не единого синего островка. Солнце расплылось в большое светлое пятно, готовое вот-вот скрыться за облаками.
— И как я смогу держать точный курс, когда неба не видно и нет ветра?
— Это приказ. Милый дедушка, давай сойдем на берег хотя бы на минутку.
— Зачем?
— Корабль такой грязный…
— Да и ты, Мамиллий, не чище. От тебя отвратительно пахнет.
Сириец бочком придвинулся к Императору.
— Если это приказ, Цезарь, я сделаю все возможное. Но позволь нам сначала вывести корабль из гавани. Ты сможешь перейти на него со своей галеры.