Даже спиной я чувствовала вожделеющие взгляды, внутренне возмущаясь: «Как они могут, я же ребёнок ещё и в куклы играю? Почему они хотят делать такой с ребёнком? Что со мной не так?!»
Вскоре случилась первая попытка изнасилования. Мне с трудом удалось вырваться, и убежать. Видимо мужчины инстинктивно чувствовали во мне идеальную партнёршу. При непосредственном физическом контакте эмпат чувствует почти всё, что творится внутри другого. Даже то, что человек сам не может выразить словами. Иначе я это объяснить не могла.
Прошёл месяц и новая попытка изнасилования со стороны близкого знакомого. Озабоченные взгляды, двусмысленные предложения мужчин, стариков очень преклонного возраста, родных дядей и двоюродных братьев стали обыденностью. И снова вопрос к миру: «Как они могут, ведь я близкий им человек?!»
В школе физрук устроил мне скандал, так как я редко посещала его занятия. Всё из-за нездорового интереса ко мне, желание наблюдать, как колышется без лифчика моя ещё неоформившаяся грудь, и дрочить в учебке после нашего урока. В то время его жена ждала ребёнка. И снова вопрос к миру: «Как он может так вести себя сейчас? Почему предаёт свою жену и ещё нерождённого ребёнка ради сиюминутного наслаждения?» Учитель-географ строил мне глазки. Я маленькая, угловатая, и в целом не особо красивая, а его тянуло ко мне. И на уроке его взгляд то и дело прилеплялся к моей фигурке. Я делала вид, что не замечала его интереса. Но мне было мерзко, крайне мерзко...
Я записалась в секцию боевых искусств, чтобы уметь защищать своё тельце от посягательств неадекватных взрослых. Упросила маму перевести меня в школу поближе к дому: ездить в метро стало невыносимо. Научилась управлять своей энергией, и ставить ментальные блоки. Так я хоть как-то отгородилась от странного безумия вокруг меня.
Как сейчас помню... Мне тринадцать лет. Первое сентября – всеобщий праздник знаний, я иду в школу. Как все девочки, одетая в форму с юбкой чуть выше колен, в белых гольфах и красивых новых сандалиях. Отросшие за лето волосы заплетены в косички и украшены большими белыми бантами. В руках роскошный букет из белых роз, который вчера купил отец. На душе праздник, ведь начинается новый учебный год, а мне очень нравится учиться.
Навстречу попался мужчина средних лет. Поймала его маслянистый взгляд на своих тощих коленках, он перешёл вверх и ощупал маленькую грудь. Мужчина мысленно раздевал меня. Противно, будто помоями облили. «Неужели не понимает, что я ещё мала для подобного? Как ему не стыдно?!» И понимаю, ему совсем не стыдно. И пофиг, что я ровесница его старшей дочери. Для него это в порядке вещей. «Больно! Ведь так не должно быть! Должны быть хоть какие-то моральные границы!» Остальных мужчин по пути до школы я обходила стороной.
Я ужесточила правила безопасности своей жизни, чтобы надёжнее спрятаться от неоправданно озабоченного мира вокруг. Всегда была дома после 17:00. Не общалась с родственниками мужского пола. Общественные места посещала только в сопровождении родителей или подруг. И регулярно тренировала приёмы самообороны.
Но через год грянул гром среди ясного неба. Мама допоздна задержалась на работе. Отец хорошо выпил и попытался затащить меня в свою постель. Он захотел стать моим мужчиной. Выученные на курсах приёмы самообороны, громко рыдая, я впервые опробовала на родном отце. Не помню, как тогда оказалась на улице, на скамейке у соседнего дома. Слёзы застилали глаза, а в мозгу звучали почти те же вопросы: «Как он мог, я же его родная дочь? Почему? Что со мной не так?! В чём я провинилась перед миром?»
Мама нашла меня на скамейке у соседнего с нашим подъезда. Я ей всё рассказала, так как не знала к кому ещё обратиться со своей бедой. Мама привела меня домой, напоила успокоительным, и уложила спать. Разбудила следующим утром, и отправила в школу. Изломанная внутри, я шла по дорожке, понимая, что плохо только мне, а мир вокруг остался прежним. Миру нет дела до ужаса, что случился со мной. Моя жизнь для него ничего не значит. Мой дом перестал быть безопасным для меня. Самый родной мужчина, который должен был всегда защищать меня, предал ради сомнительного удовольствия.
Было больно дышать, и казалось незачем жить дальше. «Чего ждать от чужих, когда родные по крови так легко предают?» Я посмотрела на небо, и увидела стаю белых голубей. Свободных и прекрасных. Казалось, мир подал мне знак, что в произошедшем нет моей вины… Я чиста, как эти голуби, и могу жить дальше красиво и свободно.
В школу я не пошла. Бродила вокруг дома, сидела на скамейке в парке, любуясь облаками на небе и первыми цветами на лужайке. К обеду я вернулась домой. Мама сидела на кухне перед пустой чашкой из-под кофе, словно выжженная изнутри.
– Дашенька, теперь мы будем жить одни… Мы справимся! – на её глазах выступили слёзы. – У меня хорошая работа, и он обещал нам помогать, – мама не смогла назвать его по имени или отцом.
– Мама, он просто ошибся, и уже раскаивается, – попробовала я оправдать его поступок.
– Нет, Дашенька. Если уж человек однажды преступил моральный запрет, то легко может нарушить его снова. Ты должна чувствовать себя в безопасности в своём родном доме… По большому счёту родительский дом – единственное по-настоящему безопасное место для женщины, по крайней мере, пока в дом не заберётся ненормальный вор или не начнётся война, – с грустной улыбкой иронично заметила тогда мама. После этого я больше не видела мужчину, который когда-то был моим отцом.
Решение развестись далось маме нелегко. Она выбрала меня, за что я ей очень благодарна. Она ни разу не пожаловалась, и не обвиняла меня в том, что я забрала у неё мужа. Наоборот стала лелеять меня ещё больше, чем раньше. Однако я всю свою жизнь буду чувствовать вину перед ней. Если бы меня не было, то мама смогла бы прожить счастливую жизнь замужней женщины.
Происходившее в последующие годы не было лучше или хуже. Всё те же взгляды, преследования, неприличные предложения со всех сторон. Но они не могли быть ужаснее, чем предательство отца или домогательства дядюшек и двоюродных братьев. К тому же ощутимые успехи в боевых искусствах возродили во мне чувство уверенности в себе. Я привыкла к липким взглядам и похотливым мыслям окружающих. В целом разглядывание с эротическим подтекстом длится не более 3-х минут. Только полные духовные уродцы растягивают его на минут 15-20, с калейдоскопом изощрённых поз. Таких немного, но встречаются. С годами я научилась на раз-два выявлять их в толпе, и избегать любых контактов с ними.
После того как устроилась на работу и завела личное авто, эта сторона жизни общества вообще перестала затрагивать меня. Наконец, я начала жить умиротворённо, отсекая опостылевавшие мне эротические переживания. Быть девственницей меня вполне устраивало, к тому же я загорелась идеей достичь просветления.
И вдруг это внезапное попадание на Паллейн, мужское тело и всплеск сексуальной активности. Следует признать, что 30% того, что я вытворяла будучи Дэриком, шло от меня. Это были сладкая месть и одновременно вызов самой себе. Я вела себя развязано и дерзко, именно так как когда-то поступали или воображали мужчины вокруг меня. Прежде я не могла себе такое позволить, ибо подобное безнаказанно могут вытворять только мужчины.
И вот физически я вновь девушка, вновь субъект сексуального интереса. И уже завтра возобновится эта мышиная возня. Противно, но куда от этого деться! Разве что уничтожить всё мужское население Паллейна одним махом, ради своей комфортной жизни. Но так, к сожалению, нельзя», – вздохнула я.
Посмотрела на тёмное небо с бледным ночным светилом. «Мама, я постараюсь скорее вернуться к тебе. Я не оставлю тебя одну, и не променяю на мужчину, как попаданки из разных книг. Я всегда помню и ценю всё, что ты сделала для меня...»