– Я ведь скоро сойду с ума, – твердил он теми холодными ночами, когда ветер насиловал хлипкие стены нашего ненадежного убежища, – и тогда тебе придется уйти отсюда. Находится здесь очень опасно.
– Я не уйду, папа. Никогда. Я люблю тебя. И ее любил…
Это правда, и я обнимал его костлявые плечи. Он вскрикивал и отстранялся от меня. Тьма за окном смеялась над нами, а мы плакали.
– Не говори о ней. Не смей. Она – моя. Ночью – моя, а вот днем – твоя, потому что ночью Соня со мной, а днем лежит на кладбище, под тяжелым покрывалом холодной земли.
– Хорошо. Не шуми только. Давай-ка спать.
Когда я выздоровел, меня научили делать тот странный салат, который назывался «Хаос» и мы ели его очень часто, потому что папаша обокрал маленький магазин, обеспечив нас яйцами, луком и грибами на много дней вперед. С этого всё и началось. Его безумие захлестнуло нас молниеносно.
– Вот в чем фокус, сынок, – говорит он торжественно, не обращая внимания на убожество затхлой кухоньки, где кроме газовой плиты, неровного стола и нескольких ненадежных стульев, нет практически ничего, – это блюдо надо готовить только с доброй душой, иначе ничего не получится. Меня Соня научила.
– Расскажи мне, пап. Это очень интересно, – после болезни так тяжело говорить, и голос мой похож на предсмертный хрип курицы, когда ее хватают за горло, перед тем, как отрубить бедняге голову.
– Смотри-ка сюда. Мы с тобой берем вот эту большую кастрюлю, наполняем ее водой, и начинаем кипятить. Видишь? Она уже кипит. Посолим ее немного. Совсем чуть-чуть, чтобы жизнь нам медом не казалась. Многие переоценивают соль, но лично для меня, она ничего не значит. А вот всё остальное… Ох, эта чертова аллергия. Опять весь чешусь.
Я внимательно наблюдаю за его быстрыми, лихорадочными движениями. А еще за большим ножом, который лежит на полу, недалеко от нас. Лезвие в крови. Вероятно, это как-то связано с тем ограблением.
– Ага. Вижу, папа. Ну, и?
– Вода – это наша жизнь, Женя. Круговорот разнообразных событий и всяческих приключений. В ней постоянно что-то происходит, понимаешь?
– Вроде бы. Нужно представить это, да? Включить фантазию?
Повар удовлетворенно кивает. Его неуклюжая, запущенная борода поддакивает ему.
– Именно, Женя. Какой же ты хороший и умный мальчик. Весь в меня. Теперь давай-ка сюда яйца.
Я ассистирую ему, и мне становится весело. Он босой, но одет в черный спортивный костюм, а на мне надеты полинявшие старые джинсы и кроссовки. Серая рубашка порвана в нескольких местах. За окном пританцовывает угрюмая и зубастая осень. Она плачет и тихо стучится к нам. Молит, чтобы мы открыли створки. Вероятно, ее тоже мучит жуткий голод, но блудница в желтой юбке кормится радостью, а значит – у нас нет для нее еды.
– Вот, папа. Правда, они немного грязные.
– Ничего-ничего. Я вытру. Продолжаем. Теперь кидаем яйца в воду и ждем, пока они сварятся, так? Шесть долгих минут, так? За шесть минут можно умереть и воскреснуть. Ты разве не знал об этом? Шесть минут – это ведь целая вечность!
– Так. Пока понятно. Ждем-ждем. И яйца – это…
– Люди, – он многозначительно поднимает указательный палец вверх и тихо продолжает, – да-да. Представь, что это мы с тобой и еще кто-то очень важный для нас. Смотри, теперь мы попадаем в кипящую, жуткую жизнь и начинаются страшные метаморфозы с возрастом. Видишь? Время идет, а мы всё стареем и стареем. Как только сваримся – так сразу и умрем.
– Потому что там мы превращаемся во что-то неправильное? Да, пап?
– Это уж как судьба рассудит. У нее ведь все карты на руках. Покроши эти яйца. Ага, вот так – мелко-мелко. Положи в тарелочку. А теперь мы варим и нарезаем морковку. Есть предположения насчет нее?
Я отрицательно мотаю головой и молчу. Он улыбается – это оскал кровожадной акулы, которая только что учуяла свою глупую жертву. Его глаза очень странно блестят, а большие уши чуть-чуть шевелятся.
– Это истина.
– Хм, странно как-то. А почему так, пап?
– Потому что она длинная, неприятная, и всегда норовит испортить любое блюдо.
Мы заливаемся громким смехом и продолжаем нашу кулинарную философию. По миниатюрной кухне разносится приятный аромат. Мышь пробежала у него под ногами, и отец убил ее сковородой, добавив пару нелесных слов об очередном, внеплановом ингредиенте для салата.
– А теперь берем нож и нарезаем репчатый лук.
– Я знаю! Я знаю, пап! Можно сказать, что это значит?
Разрешение получено. Мы плачем под аккомпанемент дождя за окном.