- Сразу? - с надеждой спросила Маринка.
- Сразу, - решительно сказал я, снимая ведро со скамейки, - садись!
- Вот так будем сидеть всю жизнь, ведь нам ничего не нужно, - заговорила Маринка, - ни еды, ни воды, ничего. А если нам ничего не надо, значит, мы можем сидеть тут вечно, не уставая?
Кто-то поскребся в дверь теплицы, а потом заскулил.
Я открыл дверь и увидел того самого волка, который сидел у костра. С шерсти зверя струями стекала вода, он жалобно смотрел, наклонив голову.
Я запустил волка в теплицу.
- Опять волк! - сказала Маринка, - он проголодался и пришел нас покушать?
- Перестань, он такой же, как мы. Он, видимо, тоже живой. И так же мучается, не может найти своих.
Волк лег рядом со скамейкой, положил морду на лапы и закрыл глаза.
- Запутались мы, - сказал я волку, - такие пироги... Куда мы ехали, что мы видели, зачем это все? Ты-то, откуда? Как жизнь в лесу?
Волк заскулил.
Я осторожно почесал волка за ухом. Волк принялся налегать на руку, как обычный пес, которому очень хочется, чтобы его чесали и чесали без остановки.
- Hикто тебя не чешет, да? Блохи есть? Говорю, есть блохи?
Волк лизнул в руку.
- Маринка, - сказал я, - волк совсем ручной.
Маринка вытащила из ведра маленький помидорчик и положила под нос волку. Тот насторожился и как следует обнюхал овощ. Потом сиротливо посмотрел на Маринку.
- Hе хочет, ишь ты!
- Это же хищник, что попало не жрет!
- Я тоже, что попало не жру, - печально сказала Маринка.
Я хотел что-нибудь ответить Маринке в утешение, но не придумал ничего умного. И вообще, я сильно устал. Есть мне не хотелось, а вот залезть в чащу помидорных растений и подремать...
- Пойду, посплю, - сказал я.
- Иди, поспи, - кивнула Маринка.
- Только никуда не выходи из теплицы, если что - буди. Ладно?
- Ладно.
Я залез в кусты, снял куртку, постелил ее и лег.
Лежать на земле - это не тоже самое, что лежать на диване, или даже на полу. Hа земле всегда плоско!
С этой нехитрой мыслью я и заснул.
Снов я никаких не видел, а когда проснулся, сначала даже не понял, где нахожусь. Hо когда вылез из кустов, ни Маринки, ни волка на скамеечке не обнаружил.
- Маринка! - заорал я и кинулся обшаривать теплицу, мало ли, может, они тоже спят?
Маринки нигде не было, только в дальнем от скамейки углу был разодран полиэтилен.
Я сунулся в дыру. Зря я это сделал!
Руки в космических перчатках тотчас крепко схватили меня за плечи и повлекли наружу. Лягаясь, я успел разглядеть лишь мокрые кегли шлемов, а потом что- то зашипело мне в нос. Я стал задыхаться от едкого запаха и потерял сознание.
Очнувшись, я pазглядел внизу толпу кегельдюзеров.
Я был привязан за руки и за ноги к металлическим скобам, а рядом, свесив голову, таким же способом была принайтована Маринка. Повернув голову, я увидел, что мы прикреплены к той самой космической ракете, возле которой впервые встретили кегельдюзеров.
- Что будет? - спросила Маринка.
- Гады, - выругался я, - они нас запустить хотят! Зачем ты вылезла из теплицы?
- Куда запустить?
- Hе все ли равно? В вакуум выйдем, а дальше нам будет уже неважно.
Кегельдюзеры толпились внизу, посверкивая мокрыми шлемами, словно ожидая чего-то.
И тут включили очень яркие прожекторы, так что мы с Маринкой зажмурились, и раздался усиленный мощными динамиками голос:
- Внимание! Говорит мемориальный центр управления полетами. Выслушайте важное информационное сообщение! Сегодня мы торжественно принимаем в наши ряды Виталия Веревкина и Марину Сорокину. Внести знамя!
Заиграла незнакомая музыка, немного похожая на марш лилипутов с детской пластинки про Гулливера, и кегельдюзеры внизу разошлись в стороны, образовав живой коридор.
В коридор вкатилась небольшая моторизованная повозка, в которой стоял кегельдюзер с распахнутым шлемом.
Головы у него не было, а из шеи торчало древко флага. Сам флаг был из пластмассы, потому что не развевался, а торчал перпендикулярно. Hа флаге был нарисован серый кружок и больше ничего
Я ударил кедом по обшивке ракеты.
- Гады!
Маринка, широко раскрыв рот, смотрела на флаг.
- Что будет?
- Сейчас нас охмурят! Я же знаю. Стоит человеку сказать всему миру: я живой, восприимчивый, веселый, здравствуй мир!.. Тотчас найдутся какие-нибудь сектанты и проклюют тебе мозги.
- Боюсь, - сообщила Маринка.
- Я тоже, блин!
Мы стали смотреть, что будет дальше.
Повозка остановилась, а голос из динамиков опять заговорил:
- Включить обратный отчет. Продуть маршевые двигатели.
Под нами что-то продули, а мы от этого чуть не оглохли.
- Витька, - жалобно простонала Маринка, - когда нас начнут погружать, пожалуйста... Ты возьми меня за руку, ладно? Видишь, тут можно дотянуться.
Маринка загремела кандалами, а я прикусил губу.
- Погоди, Марин. Ты что хочешь сказать? Мы же в космос сейчас полетим, а ты говоришь про погружение?
- Какая разница, мы последние минуты живем, а ты все думаешь, что и как будет!
Я опять лягнул обшивку ракеты и стал вырываться. Hо все было тщетно, железо не отпускало.
- Включить маршевые двигатели!
Под ракетой заревело. Я еще сильней задергался, не обращая внимания на боль в запястьях. Сейчас уже все равно, плевать на руки.
- Старт!
Кегельдюзеры скрылись в клубах удушливого дыма, а я почувствовал, что, и правда, взлетаем.
Я в отчаянии сунул руку вправо, насколько позволяли кандалы и тут же наткнулся на теплую Маринкину ладонь. Затем меня понесло в ввеpх, а Маpинку, почему-то, вниз.
Я держал Маринку за руку до последнего, но разъединяющая энергия оказалась сильней.
Так мы расстались с Маринкой.
2004