Теперь обратимся к данным, характеризующим собственно сексуальную практику: интерес к мужчинам пробудился до 14 лет у 43% будущих проституток против 23% путан, в эротическую активность до совершеннолетия были вовлечены соответственно 64% и 55%, многочисленные случайные контакты имели 100% женщин из первой выборки и 91% — второй. Отсюда вполне объяснимо незнание источников заражения венерическими болезнями — 82 и 58 случаев на каждую сотню. Улица, вокзал, ресторан явились предпочтительными местами знакомства для 92% проституток и 59% развратниц. И, что весьма показательно, — на отсутствие сексуальной удовлетворенности указала почти равная доля женщин из обеих выборок (69% и 66%).
Говоря без обиняков, если пренебречь нюансами и сосредоточиться на общем, то очевидной становится смысловая близость проституции и промискуитета — всё богатство эротических отношений редуцировано к половому акту. И первые, и вторые связи в своем большинстве становятся возможными в силу отсутствия у человека интернальной ответственности и культурного примитивизма. Попытки с помощью физической близости решить проблему психоэмоционального дискомфорта и бытовой неустроенности, найти выход из состояния одиночества, чувства, не подкрепленные включением в общение, обречены на неудачу. Партнером пользуются для достижения неспецифической цели: релаксации, социального самоутверждения и заработка — как вещью. Разврат — питательная среда для проституции. Последняя, нет сомнения, наиболее упрощенный, манифестируемый вид сексуальности.
Прискорбно для социолога, но с фактами не поспоришь: врачи, юристы и отчасти педагоги в 1930—1950-е годы вновь, как и на заре изучения социальных аспектов сексуальности (рубеж XIX—XX вв.), составляли ядро исследовательских кадров. Однако результат оказался иной — периферийность проблем и малая научная продуктивность. Так, в материалах первой (после почти полувекового перерыва) научно-практической конференции по сексопатологии (организованной в конце 1960-х годов московским НИИ психиатрии) раздел «Вопросы организации сексологической помощи» (т. е. социальный) занимает лишь 10 при общем объеме тома в 150 страниц. Указанное соотношение «нормы» и «патологии» само по себе настораживает: не происходит ли медикализация сексуальности? И всё же разочаровывает другое — качество текстов. Не буду голословным, процитирую два пассажа относительно так называемого полового воспитания. «Вопросы полового воспитания подростков, — писал ведущий специалист лаборатории психологических проблем полового воспитания Института психологии Академии педагогических наук, — относятся к числу наименее разработанных в педагогике, медицине и психологии. <...> Опыт проведения нами организационной работы в области полового воспитания убедил нас в том, что должна быть осуществлена плановая и повсеместная инструктивная подготовка педагогов и школьных врачей, с регулярной постановкой этих вопросов на педагогических советах, на родительских собраниях и т. д.» (Богданович 1969: 5—6). Не менее показательно и следующее суждение, взятое из того же опуса: «Обзор имеющейся литературы в СССР и за рубежом, касающейся полового воспитания дошкольников, свидетельствует о том, что данная область является совершенно неразработанной». И далее следует «собственное открытие» автора: «Истоки сексуальных нарушений у дошкольников нами изучены при детальном знакомстве со 102 семьями. Полученные данные свидетельствуют, что и в раннем возрасте дети проявляют большую любознательность ко всему, что относится к сексуальным переживаниям» (Шевченко 1969: 14).