В нашей стране, по сути, аналогичные финским эмпирические закономерности зафиксированы за более короткий срок — с 80-х по 90-е годы{96}. В частности, произошел всплеск супружеской (попутно и внесупружеской, о чем пойдет речь в гл. 10) эротической раскованности и открытой заинтересованности в достижении взаимоприемлемого психосоматического наслаждения. При этом интенсификация гедонизма достигается, несомненно, как за счет повышения инициативности женщин, так и благодаря росту морального релятивизма и толерантности, свойственного молодым поколениям конца 20-го столетия. Высказанные гипотезы во многом базируются на сравнительных данных, полученных в конце минувшего века в двух городах России — Санкт-Петербурге и Туле. Супругов просили высказать мнение, кто из брачных партнеров должен быть инициативным, активным в сексуальном акте. Каков же оказался отклик? (См. табл. 10.)
Табл. 10. Мнение жителей Санкт-Петербурга и Тулы о предпочтительности сексуальной активности того или иного супруга в сопоставлении с полом респондента (в %)
Рассмотрим соотношение суждений по каждому из городов. В Санкт-Петербурге более половины респондентов (независимо от пола) не видят принципиальных различий в заинтересованном и раскованном участии обоих партнеров в психоэмоциональной деятельности, во взаимообмене удовольствиями. Наблюдается нарастание нового явления — в рамках супружества оттачивается сотрудничество акторов в «совместном эмоциональном предприятии» (Э. Гидденс) (эгалитарная установка). В разряд «колеблющихся», затруднившихся однозначно интериоризировать ту или иную позицию, а тем более ее озвучить, попало в общем-то небольшое число жителей мегаполиса, при этом не может не броситься в глаза — женщин оказалось почти в три раза больше, чем мужчин. Эта группа лиц, нет сомнения, — ближайший резерв экспрессивно-эротических «уравнителей». Они уже отказываются пассивно разделять традиционные представления о пристойности, исторически определяющие место мужчин и женщин в обществе, но вместе с тем еще не созрели для их практического пересмотра.
Массовая устремленность к эгалитаризму в супружеской эротике свидетельствует не только о нарастании симпатии и расположенности между мужем и женою, но и о зарождении морально-экспрессивного взаимодоверия — индивидуальной автономии.
Отвлекаясь ненадолго от статистического анализа, скажу несколько слов об особой роли третьей ценности супружества — автономии. Описанные выше ценности — «адаптационный синдром» и «интимность» на разных этапах трансформации индивидуальной семьи не просто сосуществуют, а составляют единую структуру, объединяющую супругов по внешним поведенческим контурам и по внутриличностным (экзистенциальным) каналам, образуя тем самым два остова, стабилизирующих брак до поры до времени. Иными словами, до определенного момента совместного проживания мужчин и женщин то или иное сочетание адаптационных и интимных компонентов способствует созданию атмосферы их эмоционального взаимопритяжения. Вместе с тем на определенной стадии эволюции актуальной семьи в отношениях супругов начинает ощущаться напряжение. Назревающий конфликт может быть разрешен, повидимому, двумя независимыми путями. Первый — развод и потенциальный повторный брак (remarriage), второй — «задействование» контрастирующей, отвечающей за развитие института ценности — автономии. Автономия выражается в том, что интересы каждого из супругов становятся разнообразнее семейных, а потребности и круг общения мужа и жены выходят за пределы брака; их экспрессивные устремления в «постмодерной» семье опираются не столько на обычаи (как в «патриархальной») и традиции (как в «детоцентристской» семье), сколько на гендерные психосоматические особенности актора, поколенческие нравственные образцы, цивилизационные представления о пристойности (мода) и эстетический идеал. В конечном счете автономия не является стопроцентной гарантией сохранности «первичного» брака, ибо по природе этот институт становится эвентуальным{97}.
Вернемся к рассмотрению показателей табл. 10. Около четверти респондентов, опрошенных в Санкт-Петербурге, приписывают почти в равной мере инициативу, согласно традиционному стереотипу, — супругу, сопрягая его (стереотип) с агрессивностью, психофизической неудержимостью (инерция мужского шовинизма). И наконец, последнюю ориентацию — нравственноэмоциональный феминистский экстремизм — отстаивает ничтожная доля респонденток («амазонки») и, что более всего удивительно, несколько большая — респондентов (хотя и она символична). Разумеется, вовсе проигнорировать эту позицию было бы неверно. Насколько плодотворен выявленный «перевертыш» — предмет для тщательного размышления. Петербуржцам, как вытекает из представленных свидетельств, присущ широкий спектр суждений по поводу меры инициативности и актуального эротико-экспрессивного статуса каждого из супругов в процессе интеракции.