Проведем аналогичную процедуру, анализируя структуру ответов туляков. Наибольшее число жителей Тулы не склонны акцентировать экспрессивную активность исключительно одного из полов. Интересно и то, что женщины в своих «уравнительных» поисках даже несколько опережают мужчин{98}. Вместе с тем по традиции почти треть возлагают эротическую активность на супруга. Если среди тулячек доля признающих свой «вторичный» (подчиненный) сексуальный статус в браке совпадает с петербурженками, то консерватизм туляков в этом отношении проступает намного явственнее. Однозначно затруднились сформулировать свою позицию вдвое меньше мужчин, чем женщин, проживающих в провинциальном поселении; последним, по всей вероятности, преодоление викторианского комплекса дается не без усилий. В принципе, у населения Тулы представление о месте каждого из супругов в эротическом взаимодействии столь же многообразно и соотносимо с полом, сколь и у петербуржцев. Вместе с тем у горожан этих населенных пунктов прослеживаются небольшие различия в мыслительных клише и поведенческих образцах, свидетельствующие о наличии следов «двойной» морали. Так, относительно большее количество супругов из среднего по численности города, по сравнению с жителями мужского пола много-миллионника, отстаивают маскулинные ценности, в то время как женщины-тулячки конца XX века не могли и помыслить о собственной ведущей роли в эротическом процессе.
Промежуточный вывод, к которому я пришел в результате осмысления данных опросов, проведенных в течение двух последних десятилетий, гласит: не только в мегаполисе, но и в средних российских городах роль эротики в жизни обоих полов как в рамках брака, так и за его пределами заметно возросла и разнообразилась. Надеюсь, картина станет более полной при сравнении межпоколенного сексуального репертуара. Надо без обиняков признать, что в России последних десятилетий XX века вскрыта межпоколенная контрастность как в матримониальных, так и эротических практиках{99}.
Подавляющее большинство (почти 70%) петербуржцев, не достигших к моменту опроса 24 лет, высказались в пользу равенства партнеров в получении экспрессивного наслаждения; менее пятой части отстаивали принципы, традиционно ассоциируемые с маскулинным стереотипом — приоритетность, напористость и интенсивность переживания; каждый десятый молодой человек оказался не в состоянии однозначно ответить на поставленный вопрос. И лишь 2% респондентов, войдя в радикальное противоречие с патриархальными установлениями, отдали пальму первенства активного проживания сексуальности-женщинам («эскалаторная» манифестация). Стало быть, не подлежит ни малейшему сомнению, что молодое поколение мегаполиса активно отстаивает равенство супругов «вкушать» разнообразное, эмоционально насыщенное эротическое удовольствие; одновременно молодые люди настороженно относятся к экстремистской инициативе своих партнерш.
Следующая (по возрасту) когорта петербуржцев демонстрирует промежуточное (между «молодыми» и «пожилыми») мировосприятие. Среди них выявлено относительно большее число лиц (каждый четвертый), отстаивающих мужские эротические «привилегии»; в то же время в пределах 60% закрепились эгалитарные аттитюды по поводу возможности получения наслаждения супругами (как по форме, так и содержанию) и столь же, как и у молодого поколения, незначительна устремленность к поощрению женской инициативности, противоречащей стереотипу фемининности. Горожане «старшего возраста» манифестируют откровенный мачизм: почти 37% из них придерживаются мнения о преференции исключительно мужской активности, тогда как менее половины (точнее 43%) склонны одобрять симметричность в получении эротического удовольствия брачными партнерами.
Большее различие фиксируется между крайними поколениями («молодым» и «пожилым») в среднем российском городе. Каждый четвертый молодой туляк приписывает возможность сексуальной инициативы (манеры ухаживания, вид петтинга, предпочтение поз и т. п.) исключительно мужчине, причем пожилые разделяют такое мнение вдвое чаще. Почти 70% представителей молодой когорты высказались за гедонистическое равенство брачных партнеров и только треть представителей старшего поколения поддержали идентичную позицию. Наконец, среди тех, кто не сумел однозначно ответить на поставленный вопрос, оказалось соответственно 5% против 19%.