— Знакомьтесь, — громко сказала Галка, выталкивая меня и Лиду на середину комнаты.
Все обернулись и посмотрели на нас. Сидящий на диване парень подмигнул мне и снова стал рассказывать что-то девице с задорным личиком. Она хихикала, поглядывала на него смышлеными глазками.
— Ну и публика, — шепнула Лида.
Я почему-то вспомнил тряпку, которую Лида дала мне вместо полотенца, и ничего не ответил. Лида усмехнувшись, демонстративно отошла, села на диван, расправив на коленях юбку. Парень поперхнулся, похлопал глазами. Его лицо выражало напряженную работу мысли, он, казалось, старался что-то понять. Галка бросила на меня взгляд. Я чувствовал себя не очень-то уверенно. До сих пор я не бывал в подобных компаниях, не разговаривал с незнакомыми девушками. Галка, видимо, поняла мое состояние, спросила с улыбкой:
— Как там Попов, Гриша? Плохо ему?
— Плохо, — ответил я. — У него сегодня кровь горлом шла, пришлось «скорую» вызывать.
— Да? — в Галкиных глазах что-то промелькнуло. Спустя мгновение я подумал, что это мне померещилось, потому что Галка положила руку на мое плечо и беспечно сказала: — Потанцуем?
— Не умею. — Я сконфузился.
— Научу. — Галка улыбнулась и повела меня по комнате. Я ощущал тепло ее тела, тонкую талию. Мне было немножко тревожно, но приятно. «Подольше бы крутилась пластинка», — подумал я.
— Не напрягайся, — сказала Галка. — Посвободней держись.
Хлопнула входная дверь. По полу прокатилась волна холодного воздуха. Одеяла на окнах колыхнулись. В комнату вошел, держа под мышкой объемистый сверток, Никодим Петрович. Был он в хорошем пальто, в обшитых кожей валенках. В комнате сразу запахло морозом и дорогим табаком.
— Мое почтение, — сказал Никодим Петрович и покосился на меня.
Галка приняла из рук Никодима Петровича сверток, развернула. В нем оказалась бутылка «Московской», две бутылки красного вина, банка свиной тушенки американского производства, две жирные-прежирные селедки и полбуханки хлеба.
— Зачем это?
— Мужчины обязаны баловать хорошеньких женщин, — галантно отозвался Никодим Петрович.
— Да? — В Галкином голосе прозвучала ирония.
Никодим Петрович не уловил этого, кивнул головой, по-хозяйски уселся на стул.
Я увидел, Лида грустит, и направился к ней.
— Минуточку, — остановил меня Никодим Петрович.
Он отвел меня в самый дальний угол и сказал, притронувшись пальцем к пуговице на моей рубахе:
— Надеюсь, вы никому не расскажете, что видели меня тут?
— Не беспокойтесь. — Мне почему-то стало смешно.
— Благодарю вас. — Никодим Петрович поклонился, показав мне плешь.
Меня разбирал смех. Я подскочил к Лиде, схватив ее за руки, потянул на середину комнаты:
— Пойдем танцевать!
Брови у Лиды выгнулись.
— Пойдем! — повторил я.
Однорукий парень крутил ручку патефона. Галка расставляла рюмки. Девица с унылым лицом чистила селедку, подложив под нее газету. Селедка была маринованной, густо усыпанной перчинками. Я не любил селедку, но сейчас подумал, что под рюмку водки с удовольствием съем ломтик.
— Что с тобой? — тихо спросила Лида.
— Ничего, — ответил я. — Просто мне весело.
— Почему?
Если бы я знал почему. Хорошее настроение часто приходило ко мне неожиданно. Мне вдруг становилось весело, все начинало казаться интересным, привлекательным. Вальсируя с Лидой, я видел парня, наклонившегося к уху девицы с задорным личиком, Никодима Петровича, по-барски развалившегося на стуле, однорукого, притулившегося у тумбочки и не открывшего до сих пор рта, Галку, оживленную и красивую, девиц в недорогих, тщательно отутюженных платьях, видимо, перекроенных не раз и не два; я ощущал запах Лидиных волос, любовался ее лицом и ликовал от счастья, от переполнявшей меня любви к Лиде.
В это время Галка выронила рюмку. Все бросились подбирать осколки. Моя рука наткнулась на Галкину руку. Я ощутил легкое пожатие. Исподтишка взглянул на Галку, но увидел лишь опущенные ресницы и румянец на щеках.