— Опять коготь сосет. Страмота!
— У него вдохновение было, — заступился я за Гришку. Он, наверное, новую песенку сочинил.
— Все одно страмота! — возразила Авдотья Фатьяновна и двинулась к своему дому.
Я подождал Гришку, потом позвал Лиду и Галку, предложил им пойти в парк. Они не согласились.
На Галке было новое платье — маки, разбросанные по белому полю. Красный цвет хорошо сочетался с цветом Галкиных волос. Я подумал про себя, что красный цвет очень идет ей, брюнетке. Галка, видимо, прочла одобрение в моих глазах, тряхнула головой, на лоб упала прядь — несколько мягких колечек.
— Красивое платье? — спросила Галка.
— Красивое, — подтвердил я.
— А мне такое не пойдет, — тотчас отозвалась Лида. — Мне голубой цвет к лицу.
Силой своего воображения я надел на Лиду точно такое же платье, но только с голубыми цветами, и несколько мгновений ничего не видел и не слышал, потому что сравнивал Лиду в голубом с Галкой в красном.
Потом мы стали играть и играли до тех пор, пока не раздался окрик Гришкиной матери.
— Ты чего носишься как угорелый?
Гришка покраснел.
— За хлебом сходи! — приказала Раиса Владимировна.
— Ладно, — согласился Гришка. Кровь медленно отступала от его лица, оно постепенно становилось прежним — смугловатым, с четко обозначенными скулами, обтянутыми сухой кожей. — Деньги давай.
— Деньги, деньги, — запричитала Раиса Владимировна. — Ты, черт паршивый, воруешь их и еще спрашиваешь.
Гришка снова покраснел. Стараясь не глядеть на девчонок, направился к матери. Раиса Владимировна отошла от окна. Пока Гришка ждал мать, мы молчали. Мы уже давно привыкли к выходкам бывшей лавочницы. Ее выходки воспринимались нами как нечто обыденное, без чего не может обойтись наш двор.
Я глядел на сутулую Гришкину спину, на острые лопатки, выпирающие из-под рубахи, порванной на плече и зашитой грубыми, неумелыми стежками. Я жалел Гришку, потому что его жизнь казалась мне очень тяжелой, совсем не похожей на мою жизнь. Взглянул на Галку и увидел: она тоже жалеет этого парня.
Раиса Владимировна отсчитала деньги.
— Я скоро, — сказал нам Гришка и направился в булочную, которая находилась на другой стороне улицы, чуть наискосок от нашего двора.
Насвистывая, мимо нас прошагал с фибровым чемоданчиком Витька. Обернувшись на ходу, подмигнул мне и бросил:
— Как дела, родственничек?
— Иди, иди, — погнала его Лида.
— Иду, иду! — весело откликнулся Витька и снова подмигнул мне.
Прошло еще несколько минут, и с улицы послышались переборы гармошки.
— Верин муж идет, — сообщил я.
Лида удивилась.
— Он утром гармошку пошел покупать, — объяснил я, — сам слышал.
Дядя Ваня был под мухой, но самую малость. На его лице блуждала довольная улыбка, — из-под картуза выбивалась липкая прядь. Шел он расслабленной походкой, растягивая сверкающую лаком гармонь. Остановившись посреди двора, дядя Ваня рванул гармонь и выкрикнул:
В окнах появились лица. Вера сбежала вперевалочку с крыльца, улыбнулась мужу:
— Купил?
Дядя Ваня продолжал играть, гоняя пальцы по клавишам. Его глаза были затуманены, лоб покрывала испарина.
— Страдания сыграй, — попросила Вера. — Соскучилась.
Дядя Ваня скосил на нее глаза, сыграл короткое вступление и проговорил приятным баритоном, слегка растягивая слова:
Вера выхватила из-под рукава батистовый платочек, взмахнула им, прошлась мелкими шажочками с пятки на носок, задорно ответила:
Дядя Ваня усмехнулся, пошевелил белесыми бровями, обвел взглядом окна и проговорил речитативом:
Вера потопталась, покачивая бедрами.