Спор идет — ничего не разберешь. Махорочный чад слезу вышиб. Крепился, крепился и: «Апчхи!»
Смолк гул. Повернули чубатые головы казаки — кто такой?
— Здрасьте, — сказал я.
— Здравствуйте, — разноголосо откликнулся сход.
Егор Егорович поболтал перед носом ладошкой:
— Понасмердили, черти… Вам, извиняюсь, кого, товарищ?
Я поставил у ног корзину, сказал, стараясь говорить солидно:
— Демобилизованный я. Работой интересуюсь.
— Василь Иванович, стулу! — Председатель погасил вспыхнувшую в глазах радость.
Дядек на деревяшке, с бабьим лицом и добрыми, как у ребенка, глазами приволок стул, смахнул с него невидимую глазом пыль.
— Сидайте, товарищ!
Я подтащил стул поближе к столу и стал двигать плечом, чтобы пальто сползло, чтобы все могли увидеть мой орден и медаль. Егор Егорович заметил это и улыбнулся. Улыбка у него оказалась открытой, добродушной. В ней не было и намека на насмешку — только понимание. «Мировой он, видать, мужик», — подумал я, проникаясь к председателю еще большим доверием.
Все смотрели на меня, как на диковинку. Всех, наверное, интересовало, кто я и что я. Егор Егорович прочистил горло и спросил, ощупывая меня внимательным взглядом:
— Вы, извиняюсь, откуда, товарищ?
— Из Москвы, — ответил я.
— Откуда, откуда?
— Из Москвы, — повторил я.
Вздохнул сход разом. У одних в глазах — недоверие, у других — испуг, у третьих — любопытство. Василий Иванович к стенке прислонился — уважительно смотрел. Кондратьевич сплел на клюке скрученные подагрой пальцы и, опершись о них подбородком, спросил:
— В сам деле с Москвы?
— В самом деле.
— И документ показать могёшь?
— Пожалуйста. — Я паспорт вынул, военный билет.
Сомкнулись над столом чубатые головы.
— Вслух читай, председатель!
— А чего читать-то? — возразил Егор Егорович. — Обыкновенное дело — москвич.
— Ась? — Кондратьевич ухо ладошкой отогнул.
— Москвич, говорю! — повысил голос председатель.
Заволновался сход. Заскрипели стулья. Зашевелились казаки. У всех в глазах как написано: «Москвич? И к нам на Кубань? С чего бы это?»
А я от гордости надувался. «Хорошо, черт побери, быть москвичом», — думал я. Так я думал и раньше — на фронте, в госпиталях, на «пересылках». Никого не слушали с таким вниманием и не расспрашивали с таким пристрастием, как москвичей. Солдат — и старых, и молодых — все интересовало: и Красная площадь, и Мавзолей, и Большой театр, и Третьяковка, и многое, многое другое. Бывало, сидишь в центре круга и травишь. Как на демонстрацию ходил. Как в Большом театре «Евгения Онегина» слушал. Как жил и учился. Иногда мне не верили — спорили. Сержант Демушкин, помню, всегда мою сторону держал. «Он москвич, — говорил Демушкин. — Он врать не станет». А я иногда привирал. Чуть-чуть. Для убедительности. Мне казалось, что так лучше будет, интересней.
— Вы, товарищ, извиняюсь, по профессии кто? — спросил председатель, покашливая в кулак.
— До армии учеником строгальщика работал.
Председатель хотел еще о чем-то спросить, но поперхнулся.
— Дышать нечем, — откашлявшись, сказал он.
— Фортку сделать надоть, — добавил Василий Иванович.
— Давно пора. — Председатель кивнул. — Значит, вы строгальщиком работали?
— Учеником строгальщика, — поправил я.
Председатель вздохнул:
— Этого у нас нет. В эмтээсе токарный станок имеется, но, я слышал, два токаря при нем.
Кондратьевич подался грудью вперед:
— А пахать-сеять ты могёшь?
— Не приходилось, — сказал я.
Кондратьевич обвел сход глазами: слышали, мол? Председатель покосился на него и, обратившись ко мне, спросил:
— Вы, товарищ, извиняюсь, в сельской проблематике разбираетесь?
— Не очень, — ответил я.
— М-да… — Председатель погонял ладошкой дым и снова вздохнул. На этот раз огорченно. — Образование у вас какое?
— Десятилетка!
Заволновался сход пуще прежнего. Шутка ли — десять классов москвич кончил! Таких во всем хуторе раз, два — и обчелся.
— Я так полагаю, — неторопливо сказал председатель. — На быков вас, товарищ, в таком пальто, извиняюсь, не посадишь, а в конторе вы сможете. Верно я говорю, казаки?
— Верно, верно, — отозвался сход.
— Согласны, товарищ?
— Помозговать надо. — Я водрузил на нос очки.
Затих сход.
— Близорукость? — спросил председатель.