Вдруг среди ясного дня прогрохотал гром. Все кругом вмиг потемнело. Налетел ветер, обвил платьем Ольге ноги. Она увертывалась от ветра, сопротивлялась ему и все сильнее прижимала к себе сына…
Проснулась. Ни луга, ни Саши. Увидела: стекло в раме — вдребезги, ветер бешено рвет занавеску.
Ольга вскочила с постели.
За окном ухнули взрывы — вдалеке и рядом. Дом задрожал. Кажется, на заставе пулемет выпустил торопливую очередь.
В комнату к Ольге вбежала растрепанная, заспанная соседка Даша Егорова, жена замполита. Беспомощно стараясь застегнуть халат, спросила:
— Что это, Оль?! — Обвела взглядом комнату. — И твоего вызвали?
Ольга раскрыла рот и замерла, словно не хватило ей воздуха. Казалось, вот-вот закричит от страшной догадки. Взрывы участились.
Ольга, не дыша, бледная, тяжело опустилась на стул. Даша вскрикнула:
— Что с тобой, Ольга?!
К одноэтажному дому шумно подъехала грузовая автомашина. Взвизгнули тормоза. И лишь замедлила ход — из кабины выскочил лейтенант Василий Федяев. Увидел — крыльцо разворочено снарядом. Подбежал к окну, крикнул:
— Оля! — Распахнул окно. — Быстро, Оля!.. О-ля!..
— Здесь она, — отозвались в комнате.
— Тут я, Вася, — откликнулась и Ольга. Подошла к окну растерянная, тихая, в ночной рубашке. Выдохнула: — Что это, Вася?
— Сюда! Живо! — крикнул нетерпеливо, резко. Подхватил под мышки, вытащил в окно. Подол рубашки, за что-то зацепившись, разорвался, на подоконнике остался белый клок.
Выглянула Даша.
— А я?..
— Тоже, тоже, Даша! — недовольный медлительностью женщин, кинул Василий.
Даша исчезла. Василий злился:
— Садись же, Оля! Да что ты копаешься!
Ольга, точно опомнившись, оглядела себя полураздетую, босую:
— Такая?!
Василий втолкнул ее в кабину. Переложил из брюк во внутренний карман шинели бумажник со вчерашней получкой, сбросил шинель с себя, накинул на плечи Ольге.
В окно вылезла Даша — в халате, как была, в руках скомканное платье и хозяйственная сумка.
Артиллерия немцев, не переставая, била по заставе. Там что-то горело. Нарастала трескотня пулеметов и автоматов.
Василий помог Даше влезть в кузов машины, сказал просяще:
— Ольгу побереги!
— Куда мы? — спросила Даша.
Не ответил. Вскочил на подножку, крикнул шоферу:
— Поехали, Брагин!
Машина сорвалась с места.
Стекла на дверке не было. Василий наклонился к Ольге:
— В Смоленск… к матери!.. Помнишь адрес? Дом двадцать два… Переждешь… Напишу…
Снял с руки часы, кинул ей на колени. Она просунула руку из кабины, притронулась к лицу Василия. Он односложно утешал:
— Ничего… ничего!.. Береги сына… Сашку… — И шоферу: — Брагин!
— Слушаю, — откликнулся шофер.
— У капитана на квартире захватишь мать с девчушкой — и на станцию. Ни минуты, слышь? Гони!.. Посадишь в поезд — вернешься на заставу. Всё. Счастливого пути!..
На ходу спрыгнул. Постоял секунду — не больше. Занес руку над головой, чтобы помахать, и тяжело опустил.
Клубок пыли катился по дороге.
В небе ревели чужие бомбардировщики. Их маршрут был тот же, что и мчавшейся на восток машины с родным для лейтенанта человеком в кабине. Нет, с двумя — с женой и ребенком.
Расстался… Надолго ли? Приведет ли судьба когда-нибудь свидеться? Он не знал этого. Он и не думал об этом.
Рвались вражеские снаряды, горела застава. Там шел бой. Настоящий, смертный бой. За нашу советскую землю, за Родину.
Так началась война.
Первый час войны.
Лейтенант Федяев уже знал это. Не знала пока страна.
Пассажирский поезд мчался навстречу солнцу. Луга и поля нескончаемой каймой тянулись за окном.
В вагоне было тесно. Ехали женщины с детьми и без детей — других пассажиров почти не было. Всё перемешалось — плач, уговоры, оханье, шумная толчея…