Вы, конечно, удивлены: почему это вдруг пишет вам совсем незнакомый человек, да еще с другого флота, и откуда он знает ваш адрес?
Сейчас все объясню.
Когда я прочитал в газете о том, как вы помогли матросу Афанасию Малышеву встать на верный путь, привязалась ко мне дума. И вот после долгих сомнений решил высказать ее вам. Вы ж так хорошо понимаете душу нашего брата неудачника! А я из тех, кому не везет.
Не знаю, о чем сначала и писать: о просьбе ли своей или о том, кто я такой. Начну, пожалуй, со второго.
Рос в одном сибирском городе парнишка. Ходил в школу, учился и был среди сверстников не последним. Парнишка этот влюбился в море, хотя моря не видел, кроме как в кино. Но зато не было в школьной библиотеке книги о море и моряках, которую он не прочитал бы.
Была у него любимая тельняшка. Правда, не совсем по плечу щуплому подростку, но это полбеды. Ребята все равно завидовали: синие полоски часто виднелись на его груди из-под расстегнутого ворота рубашки.
Рано умер отец-инженер, но мать не отрывала сына от учебы, не жалела сил, чтобы вывести его в люди. Все же среднюю школу он не окончил. Мать второй раз вышла замуж. Парнишке не по нутру пришлось покровительство отчима, да и мать стала не прежней, словно не родной, и он после девятого класса пошел сам добывать себе кусок хлеба.
Ему легко далась профессия шофера. И вот на сибирских дорогах за рулем грузовика можно было видеть вихрастого водителя в полинявшей от времени тельняшке: он по-прежнему бредил морем.
Только вы, моряк, можете после этого представить, каково было ему услышать решение призывной комиссии — направить шофером в обычные пехотные войска! А за столом-то, будто нарочно, сидел настоящий моряк — капитан 1 ранга. Не знаю, сжалился ли он над страдальцем-призывником или уж тот очень убедительно просил изменить решение, сибиряка все же определили на флот.
Парнишка успешно окончил учебный отряд и со временем стал, как и ваш Афанасий Малышев, рулевым-сигнальщиком на подводной лодке. Тут надо заметить, что если он был в ладу с морем, то этого не наблюдалось в службе: глупое упрямство мешало стать дисциплинированным матросом.
На втором году службы произошло, кажется, непоправимое. Парень стоял перед строем и слушал приказ о списании его на берег. Горько было ему: «Вот и спета моя песенка. Позор кое-как перенес, а каково будет перенести разлуку с морем?»
Так, Иван Герасимович, посмеялась надо мной судьба. Говорят, сам виноват. Мол, вспыльчив, груб, неуживчив… Про оступившегося человека и не то еще можно сказать. Лучше разобрались бы, почему Забегаев иногда кипятится, срывается, дерзит. Разве просто так, без причин?
Я вам, как отцу родному, расскажу обо всем.
Началось с пустяка. Поскандалил на берегу, попал в комендатуру… Ну я могу понять мою знакомую, которая узнала об этом и перестала дружить со мной, но друзьям говорить на высоких тонах!.. А они напустились на комсомольском собрании, будто нет у меня уж никаких достоинств. Я, конечно, провинился, не спорю, но зачем же так? И еще бы после этого не пошла моя служба «через пень колоду», как выразился один «дружок».
А теперь, в береговой части, думаете, лучше отношение ко мне? Списанный подводник… Зазнайка… Бузотер… Без души служит… Вот и растут взыскания. Не верю, что когда-нибудь выпутаюсь из них. И никто тут не верит.
А товарищи? Им бы позубоскалить над чужим горем — и только. Чего вон надо от меня Улькину? Наглаживал бы молча свой клеш, так нет, еще бубнит по моему адресу:
Правда, теперь могу слушать и не слышать, а было время, когда готов был за такие насмешки в ухо дать…
Товарищ капитан 3 ранга, дорогой Иван Герасимович! Возьмите меня к себе на подводную лодку, а? Вы в силах это сделать — вы ж заместитель командира. Я без жалости променяю «самое синее в мире Черное море мое» на ваше суровое Заполярье. И верьте мне: докажу, какой я на самом деле! Не подумайте, что я ищу добренького начальника. Нет. Да таких матросы и не любят, не уважают. Пускай будет строгий, суровый, но чтоб строгость была с понятием.
Я вроде вашего Малышева — просто «трудный матрос», как тут обо мне говорят. Знаю, вы поймете меня. Не однажды пытался я кое с кем делиться своими переживаниями, думал найти поддержку. Слушали, казалось, вникали, а потом тоже начинали нравоучения читать.
Написал вот вам, а сам не знаю, должен был это делать или нет. Да! Адрес ваш я узнал в редакции. Запросил — и мне сообщили. Желаю вам всего хорошего. Буду очень ждать ответ.