Ковалев достал конец веревки из воды, сделал опять петлю, надел по-прежнему через плечо и нырнул под судно. Нащупал под водой люк в хозяйскую каюту.
А там и в самом деле рубили. Хозяин-грек отчаянно работал топором, силясь прорубить выход через дно.
Все вздрогнули в капитанской каюте, когда услыхали голос Ковалева.
— Брось рубить! Пропадешь! — кричал он греку и хотел впотьмах схватить его руку.
— Оставь! — заорал грек. — Убью!
Ковалев наскоро закрутил свою петлю за стол.
В темноте он нащупал женщину. На руках у нее — Настя.
— Давай девочку, а сама за нами по веревке ныряй под судно.
— Ой, ой! — закричала женщина.
Но Ковалев вырвал из ее рук девочку, сгреб под мышку. Одной рукой зажал ей рот и нос, а другой взялся за веревку.
Перебирая веревку одной рукой, он вынырнул с Настей около реи.
Матросы подплывали на шлюпке, пробираясь между обломками снастей. Вслед за Ковалевым вынырнула и женщина.
Все уселись в шлюпку.
Удары изнутри корабля все яснее и яснее слышались, прерывались на минуту — видно, старик переводил дух — и снова гукали в дно.
— Могилу себе рубает, — сказал Ковалев. — Дорубится и поймет.
Шлюпка стояла у борта, откуда слышались удары.
Все молчали и ждали. Вот уж совсем близко бьет топор.
— Заткни дырку, могилу себе рубаешь! — кричал Ковалев.
Христо что-то часто кричал по-гречески.
— Ныряй, хозяин, под палубу! — кричал Дмитрий.
Но старик или не понимал, или не слышал: рубил и рубил.
Матросы подплывали на шлюпке…
И вдруг послышался свистящий вздох. Это из невидимой дырки выходил воздух.
Удары топора бешено забарабанили по борту. Мелкие щепки летели наружу.
— Ай, ай, дедушка, дедушка! — крикнула Настя.
Вдруг стук сразу оборвался. С минуту все в шлюпке молчали.
— Ну, аминь, — сказал Ковалев, — пропал старик.
Женщина вдруг вскочила, вырвала из рук Дмитрия черпак и в отчаянии застучала по дну судна. Ответа не было.
— Отваливай! — скомандовал Ковалев.
Шлюпка отошла. Легкий ветер гнал ее к берегу и помогал гребцам.
— Чего ты, Настя? — спросил Ковалев.
Девочка плакала.
— А заинька? Где заинька?
— Не плачь, — утешал матрос, — мама другого купит.
Шлюпка медленно двигалась, гребли чем попало: весла пропали, их не нашли.
— Вон, вон что-то! — вдруг крикнула Настя.
Все поглядели, куда указывала девочка. Черное пятно маячило на воде справа.
Подошли.
Ящик плавал, слегка погрузившись в воду. Ковалев засунул руку и достал мокрого, но живого зайца.
— Заинька, вот он, заинька! — крикнула Настя и стала заворачивать зайца в мокрый подол.
— Вот ведь: скотина бессмысленная спаслась, а человек пропал, — сказал Дмитрий и оглянулся на блестевшее на луне осклизлое брюхо корабля.
Гребцы налегли: всем хотелось поскорее уйти от погибшего судна. Каждому чудилось, что грек еще стучит топором по дну.
Через час шлюпка с пассажирами пристала к берегу.
Все невольно оглянулись на море. Но там уже не видно было опрокинутого судна.
1924
Над водой
ТАК МЕЧТАЛА полететь к облакам, а теперь боюсь, боюсь! — говорила дама, которую подсаживал в каюту аэроплана толстый мужчина в дорожном пальто.
— Теперь — как по железной дороге, — утешал ее толстяк, — даже лучше: никаких стрелочников, столкновений, снежных заносов.
За ними неторопливо протискивался военный с пакетами, с толстым портфелем и с револьвером поверх шинели.
Долговязый мрачный пассажир с сердитым, подозрительным видом осматривал аппарат со всех сторон, ничего не понимал, но думал, что все же надежнее, если самому посмотреть.
Он подошел к пилоту, который возился у рулей, и спросил сухим голосом:
— А скажите, в воздухе бывают бури? И эти ямы воздушные? Ведь ночью их не видать?
Пилот улыбнулся:
— Да и днем их не видно.
— А если провалимся, то?..
— Ну, пролетим вниз немного, не беда — мы высоко полетим.
— Ах, очень высоко? — вмешался молодой человек в синей кепке, тоже пассажир. — Это очень приятно! — сказал он храбро. Хотел улыбнуться, но вышло кисло.
Долговязый злобно взглянул на него и ушел в каюту и уселся рядом с толстяком.
— Э-эй, обормоты! Не разливай бензина! — крикнул пилот мальчишкам, которые наполняли из жестянок бензинные баки.
— Ладно, черт! — сказал один из них и ловко вынул из отверстия бака сетчатый стакан, через который лился и фильтровался от сора бензин.