– Ага, – саркастично кивнула я, – Пол-Европы уже зарезала, скоро за Африку примусь.
– Я тебе, стерва, после уроков так врежу!
О, и мужская часть подхалимов подоспела. Все могло бы кончиться весьма плачевно, если б не в кои-то веки спасительный звонок на геометрию.
– Да-да, очень по-мужски с твоей стороны. Я вся дрожу от страха, смотри-ка, ты почти заставил меня умолять о пощаде, – с фальшиво-театральной интонацией произнесла я, поднимая сумку с учебниками и направляясь в класс.
Среди общего шума было слышно, как Вика умоляет его подождать до окончания уроков. Весело мне сегодня домой добираться будет. К тому же эти мымры обязательно погребут жаловаться к историку. Замечательно, ничего не скажешь.
Сразу после геометрии я планировала смыться домой, это по моему расчету было наилучшим решением, потому что теперь мне в любом случае влетит, не все ли равно, за что. А вот нежелательной стычки после уроков, скорее всего, удастся избежать. В конце концов, совру потом учителю, что голова заболела, или еще что-нибудь придумаю. Дело-то нехитрое.
Но только я направилась к выходу с третьего этажа, как меня кто-то схватил за руку. Я уж было подумала, что идолопоклонники решили перенести свое возмездие во имя луны, пронюхав каким-то образом о моем коварном плане. Однако это оказался наш классный руководитель. Странно, но я даже обрадовалась. По крайней мере, может, мне все еще удастся смыться пораньше, как только он меня отпустит. Прискорбно только, что ему уже настучать успели.
– Разреши поинтересоваться, – историк чуть склонил голову на бок, – ты себя в зеркало видела?
Что? Не настучали?
– В чем дело? – хмуро осведомилась я, – юбка до колен и выреза вообще нет. Где я на этот раз успела накосячить?
– А что у тебя на голове, ты видела?
– Волосы, представляете, – съязвила я, но историк пропустил шпильку мимо ушей.
– Ты лохматая, как ведьма. Будь добра, приведи себя в порядок. Косу, что ли, заплети.
– Я не умею.
– Попроси подружек.
– Благодаря вашим вчерашним красочным эпитетам таковых не наблюдается, – я отвернулась, собравшись уже уйти, но он открыл дверь кабинета и чуть отступил в сторону.
– Заходи.
Я бы ни за что в жизни не пошла с ним в один кабинет, да еще и когда там не было кроме нас ни души и обстоятельства сложились весьма странные. Но в конце коридора показались прихвостни Алины, и мне пришлось быстренько заскочить в кабинет.
– Садись, – учитель кивнул на свое кресло.
– Зачем это? – я непонимающе уставилась на него.
– Расческа есть? Придется мне тебе косу заплести, если уж больше некому. В таком виде нельзя разгуливать по школе, это серьезное заведение. Сколько раз повторять?
Я молча села и подала ему расческу.
Историк не спеша перебирал мои волосы, а я даже осведомиться не удосужилась, как он собирается мне косу заплетать, если резинки все равно нет. Учитель тем временем достал из ящика стола какую-то красную ленту и вплел в мои волосы. Я внимательно, насколько это было возможно, наблюдала за его неторопливыми действиями. Не сказать, что я просто кайф от этого ловила, но мне нравилось, когда кто-нибудь меня расчесывал. Если это не больно, конечно.
– Можешь идти, – учитель отступил, давая мне подняться.
– Эмм... Спасибо, – я снова сунула расческу в сумку и покосилась на него, – но только завтра все равно снова лохматая буду.
– Придется научиться ухаживать за своими волосами, – вздохнул историк, – если помощь понадобится, приходи.
Я медленно кивнула. Что это на него нашло? Странный какой-то.
Тут в дверь постучали, и в класс вошла Алина.
Часть 3
Полушкина нацепила страдальческое выражение лица, прикрывая щеку рукой. Она замялась в дверях, строя из себя обиженную вселенской несправедливостью невинность.
– Входи-входи, не бойся, – чуть подтолкнула ее сзади Викусечка, взявшая на себя роль ее главного оборонного министра.
– Что у вас случилось? – спросил классный руководитель, вопросительно вскинув брови.
– О, и ты тут! – злобно воскликнула Виктория, едва заметив меня, – сейчас мы про тебя все расскажем!
– Она... Она меня ударила... Посмотрите сами, что теперь вышло... Очень больно... – тихо всхлипнула Алина, отняв руку от лица.
Нашим взорам открылся замечательный темно-сиреневый синяк на всю щеку. Ничего себе, здорово я ее приложила. Ну все, теперь точно не сносить мне головы.
– Ты! – Вика ткнула в меня своим жирным пальцем, при этом чуть не выколов глаз. – Это ты во всем виновата!
– Нечего было лезть, – возмутилась я, – вечно достаете, а потом виноватых ищете...
– Помолчи, – резко осадил историк.
Он взял со стола очки в черной оправе. Значит, не линзы все-таки? Вот это да, невозможно же такой яркий цвет глаз иметь. Хотя сейчас меня должно беспокоить совсем другое.
Учитель подошел к Полушкиной.
– Дай я посмотрю, что там у тебя с лицом, – он склонился к Алине и провел пальцем по ее щеке. – Ах вот как, значит. Очень больно, значит, – холодно проговорил он, брезгливо стряхивая с пальцев остатки темно-синих теней.
Я пораженно уставилась на эту картину. Хотя, чему тут особенно удивляться, все вполне в духе современности, которой правят лицемерные алины.
– Я полагаю, вопрос исчерпан, и вы можете идти, а на будущее я бы попросил вас, чтобы подобного не повторялось. Мне крайне неприятно знать, что в моем классе будут учиться настолько подлые люди, – историк, не меняя тона, обратился к Полушкиной и ее подруге, – а тебя я попрошу остаться, – последняя фраза относилась уже ко мне.
Да что ж я ему сдалась-то? Алина и Викусечка, не говоря ни слова, по-тихому смылись из класса. Перед тем, как исчезнуть за дверью, Полушкина кинула на классного руководителя испепеляющий взгляд, но он ее уже не видел. Это была почти победа, и если не окончательная, то все же ее можно было приписать к моим незначительным достижениям в борьбе с Алиной. Обычно обман Полушкиной, если таковой и присутствовал, никогда не вскрывался.
– А теперь перейдем к тебе, – историк указал мне на стул и сам опустился в свое кресло. – Что произошло?
– Они уже все рассказали, – фыркнула, я усаживаясь на место.
– Я бы хотел услышать твою версию произошедшего.
– А не проще ли прочитать мне нотацию и отпустить? Я не хочу ничего рассказывать.
– И все же.
Вот настойчивый. Мой план уйти с последнего урока рушится прямо на глазах. Придется рассказывать, иначе мы еще тут до конца перемены рядиться будем.
– Ну, эта девка стала до меня доматываться, я и влепила ей затрещину. Нечего рассказывать-то, – я пожала плечами.
– И ты распускаешь руки, просто потому что она тебе надоела?
– Да... Нет. На то были свои причины... – я поднялась со стула, собравшись уходить.
Уточнять, какие именно причины, у меня не было никакого желания. В тот же момент прозвенел звонок.
– Я тебя еще никуда не отпускал, – невозмутимо заявил учитель.
Дьявол. Просто Дьявол. У него урока, что ли, нет?
– Что еще? – я с превеликим нежеланием вернулась на место.
– Сейчас времени уже осталось мало, – он быстро взглянул на часы, – я хочу знать истинные мотивы твоего поступка, если это личная неприязнь, то...
– Это не личная неприязнь, – быстро перебила я, – она просто затронула крайне нежелательную для меня тему, и я не сдержалась. Обещаю, такого больше не повторится...
— Не нравится мне твое поведение, – вздохнул историк, – мы с тобой еще вернемся к этой теме. После занятий. Ты же должна будешь ко мне прийти оценку исправлять, не так ли?