– Анечка... – Юля робко подергала меня за рукав. – Может, все-таки передумаешь? Выбор же дорого стоит... Я мастер, причем очень талантливый, как говорят... Я еще с детства с духами разговариваю, в схватке тебе против меня не выстоять. Не хочу тебя убивать, никого не хочу убивать, но выбора у меня нет, понимаешь? А у тебя есть...
– Ахах, меня не так-то просто убить, кто бы этим не занялся, хоть сам Чак Норрис, – рассмеялась я, – честно, я пробовала, правда не получается.
– Не смешная шутка, – тихо проговорила Юля, опустив голову.
– Только вот я понять не могу, а с чего вдруг у тебя выбора нет, а?
– Просто нет и все, так обстоятельства сложились, – пробормотала одноклассница себе под нос, явно желая свернуть тему. – А еще мне говорят, что если тебя не уничтожить, то мир никогда уже прежним не станет...
– Хм-м, вполне абстрактная фраза... – озадаченно протянула я, потерев подбородок. – Это что же я такое?
Юля хотела было что-то ответить, как рядом послышался грохот, потому что Викусечка споткнулась о мой портфель и, судя по хлюпнувшему звуку, сломала себе нос. Ну вот, теперь совсем замечательно. Сейчас она скажет, что я специально его поставила.
– Ах ты тварь, – рыжая поднялась, сверкая злобными маленькими глазками и утирая кровь из носа, – специально это сделала, да?
Ну вот, о чем и речь...
– Вика, пойдем, как она могла знать о твоем приближении? Не надо было вставать на уроке, – рядом каким-то невиданным образом оказалась Полушкина, предлагая подруге платок.
– Ты чего это ее защищаешь? – еще больше сощуривалась Викусечка.
– Просто она правда не могла знать о том, что ты здесь пойдешь, зачем наговаривать несправедливо. Видишь, ничего страшного, скоро все пройдет, – успокаивающе заговорила Алина.
Тут дверь класса с неприятным скрипом отворились и вошла пожилая учительница, на этот раз живописно в длинной юбке до пола. Я про себя усмехнулась.
– Что у вас произошло? – немедленно поинтересовалась химичка, укладывая на стол журнал и какие-то пособия.
– Макарова мне подножку подставила, – обиженно выкрикнула Вика, махая перед собой окровавленным платком. Полушкина что-то сдавленно зашипела, ткнув ее локтем в бок. Тоже мне, поборник справедливости... – Я нос из-за нее разбила...
О, как здорово, да я прямо вселенское зло... Полагаю, оправдываться бессмысленно, да?
– Макарова, опять ты, встань! – учительница нахмурилась. – Вечно от тебя одни неприятности. Вся учительская уже только о тебе и говорит...
Пф-ф, сборище сплетников... Я неторопливо поднялась из-за парты.
– И стой нормально, когда с тобой учителя разговаривают! Мы вас добру научить пытаемся, а вы... Невоспитанные дети... Сразу видно – нет родительского присмотра. Ты только пакостить умеешь, вот не люблю таких людей.
– Можно спросить? – вяло протянула я в наступившей тишине. – А почему когда жирная корова спотыкается, я должна стоять и выслушивать от постороннего мне человека, какое я ущербное дитя?
– Так, я на это каким образом должна реагировать? Мне кажется, Аня, тебе сейчас должно быть очень стыдно, – вздохнула Елена Владимировна.
– Почему? – искренне удивилась я. – Вы, не разобравшись, принялись кидаться обвинениями. А знаете, как бы удивительно это не звучало для вас и большинства всех здесь присутствующих, я тоже человек, а не абсолютное зло. Поэтому если меня в чем-то обвиняют, нет абсолютной гарантии, что это сделано правдиво. К тому же, почему у вас ученики по рядам гуляют во время урока, а вас на рабочем месте нет. А вместо того, чтобы справедливо разобраться, вы принимаетесь унижать меня и высказывать субъективную точку зрения. Стыдно сейчас должно быть вам, – я замолчала, после чего наступила полная тишина. Класс казалось замер, а учительница внимательно смотрела на меня поверх очков, чмокая губами. Уж не знаю, чего она хотела добиться таким взглядом, устыжения меня или еще чего, я не особенно над этим размышляла, просто ждала, когда она снова сесть разрешит.
И тут с задней парты послышалось веселое:
– На вот, Макарова, освежись!
Я даже понять ничего не успела, как спину прожгло ослепляющей болью, от которой сознание сразу утонуло в какой-то сумасшедшей полудымке, сквозь которую глухо пробился звонкий голос учительницы, грохот парт и еще чьи-то крики, но сознание работать отказалось, улавливая лишь изорванные фразы. Да и какое уж там работать, когда такая агония адская...
Черт... Отчего так больно, будто кожу заживо содрали?
И грязная радуга перед глазами почему-то...
Одуряюще, нечеловечески и дико...
Кто-нибудь, убейте меня, убейте, убейте...
Не может быть на самом деле так больно, чтобы даже дыхание отказывало...
– Кислота... Неужели я вам образец из лаборантской дала?!
– А в скорую кто-нибудь...
В голове шумит невыносимо. За что со мной так?
– Классного руководителя позовите...
Тошнит сильно...
Больно. Больно и холодно...
Меня еще чем-то облили, может, водой, как-то глухо раздался треск одежды и новая волна холода. Щеки почему-то мокрые... Потом шипение странное послышалось. А кислоту нейтрализуют щелочью, кажется...
Туман. Скрип двери. Чьи-то торопливые шаги. И знакомый запах.
– Сейчас из больницы...
– Я сам отвезу, так быстрее будет.
Почему же так прожигает нечеловечески, что хочется кричать, но ни сил, ни воздуха не хватает...
А потом судьба, видимо, смиловалась, потому что сознание наконец совершенно отказало, заглушив все звуки, запахи и чувства. Оставив лишь безнадежную прохладную тьму. И за что я ее люблю только?
Часть 32
На удивление, не было запаха больницы, хотя после таких ожогов я точно должна была там оказаться. Сквозь навязчивый туман, который всегда клубится в голове при таком состоянии, пробивалось даже гнусное попискивание каких-то приборов. Но пахло приятно, будто бы пирожными, миндалем и чем-то еще успокаивающим. Приходить в себя совершенно не хотелось. Не хотелось отвечать на назойливые вопросы врачей что да как, и совсем не хотелось получать тонну различных медицинских указаний и обязательств. К тому же я чувствовала себя еще слишком слабой для каких-либо передвижений или разговоров. Лучше еще вот так поплавать в вязкой дымке, она даже приятна в какой-то мере. Видимо, меня все же чем-то накачали, причем добротно так...
Надо мной послышались приглушенные голоса, из-за чего в сознании постепенно всплыли размытые болью воспоминания. Меня облили сначала кислотой, потом еще чем-то... А еще его запах помню, и больше ничего, да и вспоминать не хочется...
Я усилием воли приоткрыла один глаз, пытаясь незаметно для окружающих рассмотреть обстановку. А окружающих было двое. Дьявола я узнала сразу, и второго тоже, показалось, узнала, но потом поняла, что вижу первый раз в жизни. Однако он мое пробуждения раскусил сразу же.
– Привет, – улыбнулся незнакомец, усаживаясь на кровать.
Так, черные когти, странная одежда и, похоже, клыки... Э-этого еще не хватало. Мысли о демоническом госпитале в суетном мире сразу показались совершенно нелепыми, а второй вариант был куда более „веселее” и правдоподобнее.
Итак, по ходу, я в Преисподней. В Преисподней, где пахнет плюшками, класс...
– Здрасьте... – еле слышно выдавила я и тут же уткнулась носом в подушку, вся красная от смущения, потому что поняла, что одежды-то на мне как раз таки нет, во всяком случае, выше пояса. Хорошо хоть, я на животе лежала...