Дышать нечем. И незачем.
Упираюсь ладонями в его обнаженную грудь, что-то блаженно мурлыкая на ухо.
Сейчас уже можно ни о чем не думать.
Не говорить.
Не спрашивать.
Ведь ясно и так. До предела и рези в глазах. Которая от слез обычно бывает...
Судорожно вздыхаю, отдаваясь в жаркий опиум Дьявольской постели.
Безумно, жарко и... зачем же ты так смотришь?
Я эту ночь никогда не забуду, светловолосый Князь.
***
В окно шестнадцатого этажа сквозь занавески сочился тускло-серый свет. Тихо было и хмуро как-то.
Я сопела в объятиях Дьявола, пока сердце отсчитывало последние свои удары. А он успокаивающе волосы мои перебирал, прикрыв глаза.
Мне – там, в душе, – было уже не больно. Это вряд ли можно болью было назвать. Агония скорее. Да неважно. Я знаю: просто вернуться надо, это ведь оставшаяся часть души так зовет, верно же? Верно, разумеется. Кончики пальцев покалывает будто иглами – это тоской из-под самого сердца.
Боль такая сильная, что почти материальная. А значит, от нее можно и кричать.
Но кричать я не буду. И даже скулить не буду.
Дьявол глубоко вздыхает и, чуть оборачиваясь ко мне, устало говорит:
– Пора.
Сколько бы я ни готовилась в душе к этому злосчастному «пора», а все равно нервно сжалось сердце, и как будто бы на полном серьезе, мешая дышать.
– Хорошо, – внезапно охрипшим тихим голосом соглашаюсь я, начиная одеваться. Ай, проблематично, руки дрожат, как у душевнобольного. В лечебницу бы мне надо, да поздно...
Ну вот и готово. Дьявол, как страшно...
Обнимаю его и льну всем телом – что же я слабая. Он понимающе прижимает к себе. А в следующий миг мы переносимся прочь из квартиры. Узнаю это место сразу же. На окраине города, маленькая такая беседка почти что на обрыве. Всегда сюда мечтала хоть на чуть-чуть, хоть, как по-детски, одним глазочком. И вот, довелось. На усмешку уже и не тянет.
Я отстраняюсь, сжимая непослушными пальцами старые перила с потрескавшейся краской сверху, подставляя лицо прохладному ветру. Вроде бы, вся жизнь должна сейчас перед глазами... Больно надо.
Постепенно приходит покой.
– Знаешь... – голос точно сорван, но тишину ломает. – Дьявол, ты...
Самое худшее: не знаю, что сказать, вроде бы так безумно много, а вроде и незачем, а услышать его в ответ так до смерти хочется.
– Бледная, – меня настойчиво разворачивают к себе за плечи, требовательно приподнимая лицо за подбородок.
– Ну вот и все... – я бестолково одергиваю куртку, перетаптываясь с пятки на носок и обратно.
Князь заключает меня в объятия, накрывая поцелуем губы. Обдает жаром. Тревожно и гулко бьется сердце. Он ведь и так знает, что все.
Особо драматизировать не хочется. Дрожат ресницы.
Пульс бьется судорожно.
В висках бьется.
В груди.
Сердце отстукивает упрямо свои последние шестьдесят пять в минуту.
– Буду ждать, – слышится твердое на ухо, – только посмей не вернуться.
Как-то я уже не могу сильнее держать его рукав.
Почти не страшно. Почти совсем.
Приподнимая голову, вдыхаю ветер.
Жилка на виске нервно вздрагивает, только реже с каждой чертовой секундой. А потом неожиданно дергается и замирает.
Сколько раз за последнее время вот так темнело перед глазами?
Дьявол еще некоторое время стоит без движения, окидывая улицы, оставшиеся где-то далеко внизу, своим по-королевски величественным взглядом. Там все еще ничего не изменилось, по-прежнему беспечные в своем неведении живут тысячи людей.
А над всем городом отчаянно стучит сердце Антихриста, отбивая свой новый, пока что рваный и неуверенный ритм.
Бум-бум...
Бум-бум...
Эпилог что ли
Прошло уже около полугода.
Странная угрюмая девчонка исчезла так же неожиданно, как и явившийся словно из-под земли классный руководитель. Теперь его заменяла мирная старушка Агата Андревна, которая всегда носила серо-желтые бусы из жемчуга и старые очки в толстой бежевой оправе, говорила слабым скрипучим голосом, но была на редкость доброй и часто прощала прогулы по неуважительным причинам.
Алина Полушкина, несмотря на все, заключила тот самый важный контракт с модельным агентством и теперь работает на иностранные журналы.
Ее подруга Викусечка ударилась в кулинарию и даже записалась на курсы, где невероятно преуспела, так что теперь регулярно балует своих одноклассников кексами с изюмом или шоколадными печеньями, получая при этом кучу разнообразных похвальных речей.
Физик все еще преподает свой предмет в старших классах, почти уже не вспоминая о своей неудавшейся карьере медиума. Впрочем, утешить его в свободное от работы время всегда готова рюмка водки и любящая жена, которой, правда, немного неясна причина хандры. Впрочем, это ее несильно смущает.
Что же касается незадачливого Ашота (он же – ангел Анакриэль), то едва вскрылись его «походы на сторону», он был разжалован, а проще говоря, предан позору и низринут. Правда, не в Ад, а на Землю. Шарлотта не оставила в трудную минуту «своего голубка», как выражался Нечистый, и даже помогла ему пройти сложный период реабилитации. Однажды Ашот случайно наткнулся на контент порнографического содержания в ноутбуке Шарлоттиного брата, и это его сильно потрясло и даже озадачило. Вот тогда-то Иуда и пришел к выводу, что реабилитацию надо бы ускорить, и устроил Ашота «подметателем» приемной Сатаны. Бывший ангел работал вполне добросовестно, и все остались довольны.
А вот Геля после того случая одержимости почти месяц провалялась в больнице с сотрясением мозга, всевозможными вывихами и парочкой несерьезных переломов. Представитель готической субкультуры Грег исправно навещал ее каждый день и так одаривал шоколадками, что ко дню своей выписки девушка обнаружила, что не только не похудела на казенной больничной койке в милой компании тараканов, но даже и умудрилась слегка располнеть. Но расстраиваться Ангелина по этому поводу совсем не спешила.
Юля... А перед Юлей встал сложный выбор. Небеса объявили великодушно, что готовы ее простить. А вот она в себе сил простить Небеса не нашла. В Ад бывшей слуге Света дорога была заказана, и судьба медиума до сих пор оставалась не решенной и останется, наверное, до того самого «Страшного Суда», если таковой вообще грозит состояться. (А в связи со скорым появлением Сиеры, это будет поставлено под крупный вопрос). А Юля пока неприкаянной душой бесцельно скитается по людской Земле. Пару раз она уже встречалась с Нечистым, правда, он, как и всегда, спешил куда-нибудь по поручению своего наставника, но поболтать все же останавливался, каждый раз оглядывая Юлю с ног до головы если не с состраданием, то хоть с заметным сочувствием и едва уловимой усмешкой. Впрочем, его теперь всюду сопровождал на редкость озорной и шустрый уголек, Иуде только гадать остается, о чем же это Юльку угораздило подумать перед смертью, что вышло такое чудо. Однако, сколько Искариот не спрашивал, сама она никогда не признавалась.
Что же касается самого Нечистого духа, то он по-прежнему находился на службе у господина Белиара, грыз ручки, терпел его похождения по девкам и получал подзатыльники за длинный язык.
Жизнь продолжалась...
***
Но только впервые за долгих две тысячи лет где-то там, в заброшенной темнице, навеки затерявшейся меж мирами, открылись зеленые до рези в сердце глаза.
Где-то в забытой живыми тюрьме впервые дрогнули стальные цепи.
А потом она пала...