Специфическая черта марксизма как теоретической системы взглядов — игнорирование и даже прямое отрицание самостоятельности и приоритетности национальных интересов перед интересами классовыми. Согласно марксизму, в основе исторического развития лежат социальные, а не национальные конфликты. Последние, даже если и имеют место, являются превращенной формой классового антагонизма, а то и просто ширмой, «предрассудком масс», который верхушка использует в своих корыстных классовых интересах.
Правда, такое понимание истории — как проявления и развития социально-классовых конфликтов — оказывается в противоречии с историческим материалом и не в состоянии объяснить самих исторических фактов. Каким социально-классовым конфликтом можно объяснить греко-персидские войны V века до н.э.? Какой социальный антагонизм вызвал завоевательные походы Александра Македонского или войну между Римом и Карфагеном? Какое отношение имеет классовая борьба к нашествию Чингисхана или Батыя? Из каких классовых соображений Наполеон вторгся в Россию? Какими интересами руководствовались деятели европейской социал-демократии, когда в 1914 году голосовали в парламентах за предоставление своим правительствам военных кредитов? Вопросы такого рода можно множить до бесконечности. И речь идет не о каких-то малозначительных событиях в истории, а о таких, которые на столетия определили судьбы целых народов и государств.
Недостаточность классового анализа при объяснении исторических событий давно ощущалась в исторической науке.1 Советские историки умели обходить это затруднение, заменяя «классовый» анализ «экономическим». Например, известный советский историк С.Я. Лурье, усматривал экономическую подоплеку Троянской войны в борьбе микенских греков и малоазийских троянцев за черноморский хлеб, точнее, за контроль над торговыми путями и доходами от транзитной торговли. Допустим, что так. Но что из этого следует? Перед нами классический случай межэтнической конкуренции на экономической почве.2 Никакого социального конфликта здесь нет. Экономический конфликт еще не есть конфликт классовый. Верно, что всякий классовый конфликт имеет экономическую природу. Но не всякий экономический конфликт имеет классовую природу.
Два брата делят отцовское наследство. Дело доходит до поножовщины и убийства. Экономический конфликт налицо, но где классовый? Муж и жена заняты дележом имущества при разводе. Дело доходит до судебного разбирательства. Экономические интересы сторон понятны, но есть ли тут классовые? Венгерский и французский крестьянин в кровавой драке решают вопрос о рынке сбыта для своей продукции. Конфликт экономический? Бесспорно! Классовый? Но обе враждующие стороны принадлежат к одному социальному слою! Половцы совершают набеги на Русь — чтобы пограбить. Русские князья совершают походы на половцев — чтобы пограбить. Обе стороны таким путем решают свои экономические проблемы. Межэтническое столкновение очевидно, но где здесь классовый конфликт?
Понимание истории через призму социально-классовых конфликтов чересчур узко. Ни один добросовестный историк не может удержаться на этой точке зрения. При таком подходе многие исторические события оказываются вообще недоступны для понимания. Строжайшее табу, наложенное марксистской теорией на исследование общественных конфликтов иной природы, нежели классовые, сослужило плохую службу и самой теории и практической политике. Нельзя отрицать в классовом обществе наличие межклассовой и внутриклассовой конкуренции. Но столь же ошибочно не замечать наряду с ней конкуренции межэтнической, а в эпоху национальных государств — национально-государственной. Именно геополитические (национально-государственные) противоречия являются базовым антагонизмом в истории, вокруг которого и на основе которого развертываются все остальные социальные конфликты.
Понятно, что в обществе все процессы взаимосвязаны. Это трюизм. Национальные, классовые, клановые, личные интересы образуют самые разнообразные сочетания и всякий раз накладывают индивидуальный отпечаток на ход исторических событий. Но если мы хотим остаться на почве исторических фактов, следует, наконец, признать, что национальная (геополитическая) борьба является самостоятельным и ведущим фактором исторического процесса.
Иначе говоря, классовый антагонизм не является единственной причиной исторических событий. Думать, что в обществе существует только конкуренция классов, т. е. социальных групп, значит закрывать глаза на факты. Необходимо различать три основных вида социальной конкуренции, несводимых друг к другу: межличностную, классовую и межэтническую (национально-государственную). Базовым историческим конфликтом, который — по крайней мере, до сих пор — определял динамику исторического процесса, является не столько классовый, сколько национально-государственный антагонизм. За собственность и власть, за источники сырья и жизненное пространство, иначе говоря, за ресурсы развития конкурируют не только индивиды и социальные группы, но и этнические общности, в том числе и организованные в государство.3
Могут спросить: а причем тут социализм? Какую роль он играет в национальной борьбе? Как соотносится решение социальных задач с национально-государственными? Начнем с фактов.
Первый факт, с которым мы сталкиваемся (и который, кстати, признается марксистами): все социалистические революции произошли не по Марксу, а вопреки его теоретическим прогнозам. Маркс полагал, что социалистические революции произойдут обязательно в индустриально развитых капиталистических странах (где рабочий класс составляет большинство занятого населения) и в международном масштабе, а не в отдельной стране, поскольку капитализм — это мировая система, и социализм в одной стране попросту невозможен.
Однако все произошло с точностью до наоборот: социалистические революции победили в отдельных и к тому же слаборазвитых, аграрных и даже полуфеодальных странах (Россия, Китай, Вьетнам, Куба и т. д.). Ни в одной индустриально развитой капиталистической стране социалистическая революция успеха не имела — даже тогда, когда такие попытки предпринимались, как, например, в Германии в 1918 году
Ленин пытался сгладить это вопиющее противоречие теории с фактами (вернее, на тот момент, с практическими потребностями) учением о неравномерности созревания предпосылок социалистической революции в силу неравномерного развития капиталистических стран в эпоху империализма (хотя это развитие никогда не было равномерным) и учением о «слабом звене» в цепи империализма. Однако он, как и Троцкий, считал русскую революцию только началом всемирного революционного процесса и возлагал все надежды на мировую революцию. Известно, какое теоретическое замешательство царило в среде большевиков, когда стало ясно, что западный пролетариат «не поможет». Плеханов, строго следуя формуле Маркса, полагал, что русская революция «неправильная», ибо в крестьянской стране, без наличия индустриальной и социальной базы, социализм невозможен.
Собственно, эти теоретические позиции, так или иначе, сохраняются в марксистской традиции до сих пор. Одни, следуя большевистской трактовке, связывают неудачу социалистического строительства в СССР с его изолированным положением в мировой капиталистической системе. Капитализм навязывал свои «правила игры» (хотя бы, например, милитаризацию экономики), что и приводило к внутренним деформациям системы. Другие, следуя меньшевистской линии, главную причину неудачи видят в «преждевременности» социалистической революции в отсталой стране. После революции пришлось решать, по сути дела, буржуазные задачи (индустриализация, грамотность), так что на решение собственно социалистических задач просто не хватило внутренних ресурсов.