И в самом деле, что требовалось нациям, не пожелавшим оставаться на обочине истории, для «преодоления отсталости» или, иначе, для создания более благоприятных условий для национального развития? Необходима была такая система отношений, которая, во-первых, резко снижает уровень внутриэтнической конкуренции, что создает почву для совместного решения общенациональных задач; во-вторых, создает «синэргийный эффект» в обществе («эффект кооперации») за счет организации и сложения в единый вектор ранее раздробленных и конкурирующих друг с другом индивидуальных сил; в-третьих, обеспечивает более высокую вертикальную мобильность; в-четвертых, более равномерное и справедливое распределение ресурсов развития (материальных и культурных благ) и, в-пятых, обеспечивает защиту национального рынка и национальной культуры. Это была единственная политика, которая давала возможность аграрно-сырьевой стране противостоять экспансионистской политике индустриально развитых держав.
В этом плане чудовищной нелепостью является утверждение, будто социализм был великим злом для России. Он был её великим благом и позволил полуфеодальной стране, истекшей кровью в двух мировых войнах, пережившей к тому же кадровые потери в трех революциях, гражданской войне, внутриполитических и межэтнических конфликтах, стать одной из двух супердержав мира. Революция в России была совершенно «правильная». И то, что она произошла не «по Марксу», нисколько не умаляет её значения. «Отсталость» была не только не помехой революции, а, наоборот, её главной причиной. Русская революция и была вызвана к жизни прежде всего потребностью борьбы с национальной отсталостью. С этой задачей она справилась — и в этом её историческое значение. «Закат России» начался не в 1917 году, а в 1991. Никакие потоки лжи не могут замазать уже очевидный для всех инволюционный характер нынешнего пути развития страны.
Скажут: а пример Японии? Но он не опровергает сказанного. Япония шла по пути «дозированного социализма», умеряя внутриэтническую конкуренцию корпоративной и общинной солидарностью. Да и не японцы выиграли вторую мировую войну, не они полетели в космос, не они создали первый спутник, первый атомный ледокол, первую атомную электростанцию. Цивилизационная роль Японии в XX веке не идет ни в какое сравнение с той ролью, которую сыграл в мировой истории Советский Союз.
Остается лишь пожалеть, что до сих пор в огромном количестве научных и публицистических работ без конца и на все лады повторяется тезис о «крушении социализма». Дескать, социализм потерпел поражение, разбит, дискредитирован. Этот тезис приобрел прочность предрассудка. Но в то же время многие подвергают сомнению, а то и вовсе отрицают «социалистичность» советского строя. Что же получается: социализма не было, но он потерпел поражение. Весьма логично.
Неплохо бы разобраться, что же на самом деле произошло. Когда некоторые авторы для характеристики взаимоотношений «западного» и «восточного» блока предлагают отказаться от терминов «социализм» и «капитализм» ввиду их «устарелости», в этом есть определенный резон. Но не в том смысле, что нет таких явлений, как социализм и капитализм, а в том, что конфликт «социальных систем» и в самом деле маскировал другой, более фундаментальный, конфликт — геополитический. Более фундаментальный потому, что социальный строй может меняться, но «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут». Нации остаются, остается и различие их интересов, независимо от характера политического стоя и социальных систем.
Противоборство двух социальных систем было идеологически замаскированной и превращенной формой давнего геополитического противоборства Запада и России. И даже шире — индустриально развитых держав со своей бывшей зависимой и полузависимой периферией, власть над которой Запад мечтал вернуть в свои руки. Вот почему с «поражением социализма» Запад не только не «подружился» с Россией, а, напротив, придвинул свои военные базы к самым её границам. Вещь необъяснимая, если пытаться понять её в категориях «социального противоборства», но закономерная, если исходить из геополитической точки зрения.
На самом деле потерпел поражение вовсе не социализм. Наоборот, опыт последних полутора десятилетий доказал абсолютное превосходство социального государства как формы организации общества над рыночной экономикой. Потерпел поражение восточный блок, т.е. экономический и военно-политический союз восточноевропейских государств. Не социализм потерпел крушение, а Советский Союз, Россия, а вместе с ней — вся Восточная Европа. Под лозунги о «крушении социализма» крушили Россию. Именно она была истинной целью, а «социализм» — только идеологическим прикрытием этой акции. Немногие это поняли. Большинство не поняло до сих пор и продолжает анализировать действительность в неадекватных теоретических схемах.
Если спившаяся нация во главе со спившимися лидерами утрачивает все — не только ум, честь и совесть, но даже инстинкты, кроме половых, то в этом виновата только она сама, а не Маркс и Энгельс. Политическое невежество, политическое легковерие, политическая апатия, политический маразм характеризовали поведение как «верхов», так и «низов». Возможно, социализм, создавший ощущение безопасности и социального комфорта, и был в какой-то степени повинен в притуплении инстинкта национального самосохранения, но в столь масштабной и длительной утрате национальной ответственности нация должна винить только саму себя. Никто не обязан решать за нас наши национальные проблемы.
Таким образом, опыт XX века показал, что в реальности дело обстоит обратным образом, чем в теории: не «национальное» служит превращенной формой «социального», а, наоборот, социальная политика служит средством решения национально-государственных задач. Социальной политике, нацеленной на социальный консенсус, приходит конец тогда, когда разрывается связь с национальными интересами. А это, в свою очередь, происходит тогда, когда капитал становится полностью интернациональным. Именно интернациональный характер денежного капитала делает его национально «отвязанным», а потому социально безответственным. Старая марксистская дихотомия труда и капитала сегодня принимает форму не только социального, но и геополитического антагонизма. Ведь современный финансовый капитал интернационален, тогда как труд и производство национальны.7
Таким образом, «социальное» и «национальное» жестко взаимосвязаны. Пока сохраняется «национальное» мышление, сохраняется и социально-ответственное мышление и наоборот. Социальная политика служит средством достижения национальных целей и определяется положением нации в конкурентной борьбе. Социализм является средством защиты слабых наций от конкуренции сильных; рыночная экономика — средством разрушения национальных границ. «Свободный рынок» — это привилегия стран, не имеющих реальных международных конкурентов. Вот почему он остался в прошлом. В современном мире «свободный рынок» — это троянский конь, приносимый в дар осажденной крепости. По отношению к «своим» его свободу так или иначе ограничивают, используя тактику «дозированного социализма». Так называемый «глобальный рынок» — это бандитский лом, взламывающий «национальные сейфы» с золотом, алмазами, нефтью, древесиной, черными и цветными металлами и тому подобными вещами.
Не случайно глобальный капитал, стремящийся прибрать к рукам все национальные рынки, ведет оголтелую антикоммунистическую пропаганду. Не случайно его адепты, если не сказать — агенты, проповедуют на всех углах конкуренцию, рынок, индивидуализм — все то, что подрывает национальное единство и национальный суверенитет. Социализм — спасение исторически запаздывающих наций, антикоммунизм — орудие их уничтожения. Кто не хочет гибели своей нации — тот должен быть за социализм. Кто желает победы своей нации, тот должен быть за социализм. Национальное предательство и антикоммунизм — слова-синонимы. Пятая колонна и антикоммунизм — явления одно-порядковые. Способствовать поражению своей нации и проповедовать ей антикоммунизм — делать одно дело.