- Значит, Ольга тебе подделку всучила, - решительно заявила Римма. Вот бестия мафиозная!
- Нет, клянётся, что на других мужиках проверено: всё отлично, сказала Нина Андреевна. - Может, Семён - исключение?
- Ну да! Тот ещё ходок был. Тебе что, память отшибло?
- То давно было...
- Слушай, а может, у него в организме совсем не осталось нейропептидов? - осенило Римму. - И недостаточно амфетаминов, а?
- Забудь про свою химию! Тут - любовь, а не химические реакции. Поняла?
- Хочешь - верь , хочешь - не верь: любовь - это исключительно химический процесс, - Римма поправила свои круглые очочки и от волнения шмыгнула носом. Она так всегда делала, когда хоть в чём-то чувствовала превосходство над подругой.
- Ерунда!
- Нет, ты не спорь, - вскинулась Римма. - Что вызывает любовный полёт души? Эти самые нейропептиды и вещества, сходные с амфетаминами! Соединяясь, они вызывают в организме что-то вроде аврала. А люди думают: о, взрыв страсти! Ах, любовь! И ведь действительно: человек опьянён, но не любовью, а всего-навсего амфетаминами. Недаром они относятся к классу лёгких наркотиков...
- Ну, начала лекцию читать! - растерянно сказала Нина Андреевна. - Ты такая занудливая и перед студентами? Они тебя с твоими амфетаминами не освистали ещё?
- В отличие от тебя сидят с раскрытыми ртами, - обиделась Римма. - Уж они-то знают, что торнадо, именуемое страстью, зарождается именно на химической фабрике организма. Это всего-навсего амфетаминовая зависимость, поняла?
- Пусть твои лабораторные мыши это понимают, - отрезала Нина Андреевна. - А я - человек, и у меня в отличие от них душа имеется. А ты всё к своей химии сводишь...
- Ты будешь смеяться, но мышки очень даже умеют чувствовать: какого-то самца и на дух не переносят, нос воротят, а к другому - так и рвутся, хоть он на них и внимания не обращает, - сказала Римма. - У мышек тоже есть любовь...
- Амфетаминовая? - язвительно улыбнулась Нина Андреевна. - Но Семён то не мышь!
Римма надулась и замолчала. Она всегда считала, что наука может объяснить всё на свете, даже то, что, кажется, не поддаётся никакой логике. И всю свою жизнь вдалбливала это своим студентам.
На кафедре химии Римма Ильинична считалась блестящим специалистом, публиковала в научных журналах до двух десятков статей в год, с утра до поздней ночи самозабвенно колдовала над колбами-ретортами, что-то высчитывала на компьютере и спать ложилась не иначе, как с охапкой книг и ксерокопий.
За всю жизнь лишь несколько раз вместо научной литературы в её постели оказывался какой-нибудь приблудный автор монографии или статьи, поразившей её воображение. Но они, как правило, были женатыми, скучными и не такими интересными, как их тексты. Во всяком случае, выходили не полновесные романы, а, скорее, краткие конспекты. Римма докладывала о них Нине Андреевне более определённо: "Всё, подруга, опыт завершён. Результат отрицательный!"
Нина Андреевна в этом и не сомневалась. Если бы Римма почаще смотрела на себя в зеркало и делала соответствующие выводы - ну, за кожей бы следила, на косметичку и массажистку денег бы не жалела, - то, может, нашёлся бы какой-нибудь доброволец, чтоб надолго вытеснить умные книжки из аккуратной постели этой старой девы. А так что ей оставалось делать? Уйти в науку, как в монастырь, и потихоньку там скукоживаться и подвяливаться - как сухофрукт. Толку-то, что она выбилась в профессора, если так и не пожила всласть, курочка нетоптаная!
- Ладно, не дуйся! - сжалилась Нина Андреевна. - Ты, профессор, конечно, права. Но какая, скажи пожалуйста, может быть любовь в нашем-то возрасте!
- Может! - Римма азартно тряхнула своими кудельками и сверкнула бирюзой глаз. - Гёте в старости влюбился в молоденькую, и - представляешь? - у них было даже это, - она смутилась и слегка порозовела. - А Мольер, говорят, вообще скончался во время любви...
- Гёте, Мольер... Да это ж титаны! А у Семена только брюхо титаническое, - вздохнула Нина Андреевна. - Мне от него если что и нужно, то только гормоны...
- Нина, что ты такое говоришь? - всплеснула руками Римма. - Ужасно!
- Ничего ужасного, - спокойно сказала Нина Андреевна. - Про свои амфетамины мне все уши прожужжала, а сама не знаешь такого пустяка: без мужских гормонов женщина засыхает...
- Ты всегда относилась к своим мужикам как потребительница, - покачала головой Римма. - Только брала, брала и брала! А взамен - шиш...
- Что, завидуешь?
- Жалко мне тебя, - простодушно сказала Римма. - Мужиков у тебя было много, а что такое настоящее чувство - не знаешь...
Нина Андреевна хотела уесть подругу замечанием относительно её опыта чувств - с гулькин нос, не больше, но что-то её остановило. Может, эта монашка отчасти права. "Ведь я и в самом деле не сходила с ума, не резала вены, не кидалась, как Анна Каренина, под поезд, зачем это надо? - подумала Нина Андреевна. - И никто из моих голубков не может похвастать, что ушёл от меня сам. Отставку всегда давала я..."
- Послушай, - сказала Римма. - Я слышала, что у Семёна какие-то неприятности. Он то ли заложил, то ли сдал свою квартиру в аренду, чтобы долги заплатить. Что случилось-то?
Нина Андреевна ничего такого от Семёна Александровича не слышала. Но, немного подумав, всё-таки решила, что дыма без огня не бывает, а сплетни просто так не возникают. Её староватенький бой-френд последнее время что-то нервничает, хмурится, мечется и бормочет во сне. Она думала, что он переживает осечку с этой "Виагрой" и старалась не донимать его расспросами.
- Интересно, кто эти сплетни распускает? - спросила Нина Андреевна. Его кондитерская на весь город славится! Какие могут быть долги, милочка?
- Да у нас, на кафедре, и слышала, - бодро сказала подруга. - Семён будто бы скрывал доходы, какие-то налоги не заплатил... Ну, я в этом ничего не понимаю.
- Не понимаешь, а говоришь...
- Знаешь, об этом даже в газете писали, - сказала Римма. - Не совсем чтоб про одного Семёна, там был целый список разных предприятий, и Семёнова кондитерская упоминалась.
- Что ж он мне-то ничего не сказал? Вот так история!
Любшая подруга отхлебнула кофе, изобразила на лице сострадание и, ухватив своей цепкой лапкой запястье Нины Андреевны, преданно его сжала. Она всегда подчёркивала свою бескорыстную дружбу, за что и перепадали ей кое-какие подарки: то книги, то уцелевшие тарелки из разбитого сервиза, то платья и кофты, надоевшие Нине Андреевне, а года два назад - даже мутоновая шуба, ношеная, правда, но ещё вполне приличная.