Точнее — вернемся к гегелевскому схематизму “триады”.
“Триадность” в сфере бытия (количество, качество, мера) не нейтральна к триадному содержанию, но говорит о том, что любое качество остается самим собой в пределах определенного диапазона (меры) количественных изменений, приводящих — в конечном счете — к преображению этого качества, к новой мере бытия, предметности (сие — NB).
(Я сознательно привел учебнейший и банальнейший пример. Вот так — по Гегелю — работает триада в самом простом случае…)
Категории “количество”, “качество”, “мера” ставят “под категориальное ударение” строго определенные математические, физические, химические понятия. По Гегелю — мысль — в сфере бытия — всегда строится таким образом, что каждый ученый стремится понять данное наличное утверждение (атом; химическая реакция; генный код) как некую категорию — относящуюся к качественной — количественной — мерной определенности вещей — предметов логического определения. Ученый проводит свое предметное понятие сквозь иголье ушко категориального строя. И тем самым его развивает, углубляет собственно предметно. И только в таком всеобщем категориальном преображении действует— в сфере неличного бытия— идея триады. (Неудобно говорить о такой элементарщине, но — к сожалению — приходится. Впрочем, сама эта элементарщина, если включить ее в целостный контекст Гегелевой “Логики”, не так уж элементарна. Ее элементарность логически осмыслена.)
В наших учебниках обычно ограничиваются этим “примером” — бытийной характеристикой триады, но при таком ограничении и пример этот — бессмыслен.
Дело в том, что в сфере сущности, то есть в ответе на вопрос, что в сущности происходит с вещами (а не просто во внешней их видимости), вовсе не действует закон триады как закон “перехода”, который я сейчас проанализировал. Триада в сфере сущности — невероятно сложная и тонкая проблема. Это — проблема рефлексии. Снова — простейший “пример”. Возможность и действительность! Возможность не предшествует действительности, но является одной из рефлектирующих сторон самой действительности, взятой в самом широком смысле, Здесь уже не работает “триада — переход”, здесь “правит бал” — “триада — рефлексия”…
Наконец, развитие. — Это форма триадного движения в целом, категориального строя любой логики как некой системы.
Для Поппера даже этой диалектической азбуки как будто бы не существует вообще. Нет, я не прав, все же — существует. На первой странице своей статьи он говорит мимоходом: “Правда, у Гегеля какое‑то странное значение имеет ссылка на категории, но от этого мы сейчас отвлечемся”. Но как можно говорить о триаде: тезисе, антитезисе и синтезе, отвлекаясь от той действительной сферы, в которой она работает в гегелевской логике? В диалектике вообще!
Конечно, эту элементарную схему триады (скажем, в ее гегелевском построении) можно и следует критиковать. В своих работах я не раз критиковал, в частности, сведение “логического строя” — к строю “категориальному”. В таком “сведении” и субъект логики и “логический субъект” (предмет мышления) исчезают в системе предикатов, “атрибутов”. Но, в любом случае, спорить с оппонентом возможно (и корректно) лишь входя в действительный ход его рассуждений.
Но главное в этом триадном ходе рассуждений — идея внутреннего развития теоретической мысли; философской мысли — по преимуществу. Главное — идея внутреннего критерия логической истинности (ср. Эйнштейн) в его сложном единстве с “внешним критерием”, с логикой отношения: “понятие — предмет понимания”. Вот здесь могла бы начаться особенно плодотворная критика гегелевской “триады”. К сожалению, эта возможность Поппером оставлена в стороне.
Теперь— in media res.
7. Принимая упрощенный вариант “триады”, то есть сводя его к частному случаю метода проб и ошибок и отождествляя триаду как форму развития философской логики с частной критикой собственно научных теорий, Поппер обрушивает весь свой критический арсенал на действительное средоточие диалектики — идею диалектического противоречия.
“Самые серьезные недоразумения и путаница возникают — как утверждает Поппер — из‑за расплывчатости, с которой диалектики говорят о противоречиях…” Хорошо, дескать, что диалектики стремятся обнаружить противоречия в недрах теории, но плохо то, что не жаждут ликвидировать эти противоречия, очистить от них теорию. Наоборот, диалектики веруют, что противоречия должны быть углублены, что они неустрашимая насущная суть действенного научного понятия. Это уже ни в какие двери не лезет. Любые покушения на закон тождества, на закон исключения противоречий, на закон исключенного третьего — губительны и безобразны, потому что… Дальше следует коронное открытие позитивистских критиков диалектики: