«Я надеялась, мир простился с тобой еще в прошлое воскресенье»
«Обстановка располагала, но пришлось повозиться с завещанием. Внушительный слепок с самой выдающейся части моего тела обязан был достаться тебе»
Еще одни двери распахнулись, показались длинный обеденный стол, стоящий больше, чем в маленькой китайской провинции зарабатывали за жизнь, и восседающее за ним семейство. Они были пугающе похожи, даже смуглая Улла, которая пошла в отца. Николай знал, что он любил море, китайскую лапшу и Билли Холидей.
– Когда я приглашаю тебя на воскресный завтрак, я ожидаю, что ты соизволишь отсчитывать минуты по наручным часам до этого славного события, мальчишка, – произнесла Багра тоном, не терпящим ни возражений, ни оправданий, оглядывая его с ног до головы. Иногда она задерживала взгляд на его отличных ботинках, и Николай знал, что она довольна. Сегодня был не этот день.
– Превосходно выглядите, Багра!
– Это я и без тебя знаю.
– И вам все же следует позволить колледжу вывесить ваш портрет в холле. Ни в коем случае не хочу преуменьшать божественную красоту Джонатана Эдвардса с его прической а-ля Катогэн, но вы, Багра, в этом дивном платье поставили бы конец всем вечным спорам об идеалах красоты.
Багра глянула на него с неодобрением. Она была элегантной, высокомерной и гениальной. А еще Николай ей нравился, поэтому все всегда сходило ему с рук.
Наконец, она махнула рукой. Простое в своей изысканности кольцо блеснуло, загорелось отблеском света в витражах, изображающих Четырех Великих пророков.
– От твоей болтовни у меня начинается страшная мигрень, мальчик. Сядь и помолчи.
– Последнее слово не было заложено в его программу лощеного заводного ретривера, – отозвался Морозов.
– Жополиз, – пробормотала Улла.
Николай их не осуждал. Вместо этого принялся за яйцо пашот и горячие хрустящие булочки. Воздух уже накалился, а Николай хотел успеть разобраться с лососем и превосходным малиновым джемом до того, как призраки всех выдающихся и одаренных Морозовых в этом на редкость гостеприимном местечке обратятся к традициям.
– Следи за своим языком, Урсула, – сказала Багра, и от этого голоса волосы на затылках встали даже у Четырех Пророков.
– Я Улла, – огрызнулась она. – Никто не зовет меня Урсулой. Я тебе не какая-нибудь ебаная русалка.
– Вы знаете, восхитительные сегодня булочки, – нашелся Николай.
Морозов глянул на него так, словно Николай был больным на голову.
А дело было вот в чем. Урсулой ее назвал отец. Улла считала его своим кумиром, презирая мать, жила вместе с ним в Лос-Анджелесе, слушала пластинки Билли Холидей, коллекционировала ракушки и занималась серфингом, а потом отец отвез ее в Нью-Хейвен, передал мамуле и укатил в закат на старенькой яхте, прозванной «Урсулой». Улла возненавидела его, собственное имя и все кафе-мороженое, которые любил ее папаша и в логотипах которых были русалки.
Она рывком встала из-за стола, схватила тарелку с булочками и китайские палочки, которыми ела в присутствии Багры для того, чтобы ее позлить, – и была такова.
Багра ничего не сказала. Продолжила завтракать, жутенько спокойная. И тут у Николая засосало под ложечкой: что-то надвигалось, что-то, что ему не понравится.
– Скажи мне вот что, мальчик. Только сперва реши, как избавить свои ответы от этого насмешливого тона, – Багра отложила вилку. Николай тоже. – Когда в твоем необычайно насыщенном расписании появится необходимое время для группы поддержки, которую ты посещал?
Николай сомкнул руку вокруг запястья – сам не заметил, как прокрутил браслет, раз, второй.
– О, Багра! Ужасно мило с вашей стороны позаботиться о моих делах, но тут, понимаете ли, вот какое дело – время я предпочитаю проводить с пользой. А еще я привык к тому, что в месте, которое одновременно посещают тринадцать человек, обязаны подавать великолепные закуски. Должны же быть критерии отбора! Но в группе поддержки пользуются популярностью малопривлекательные засохшие кругляши, которые все почему-то называют печеньем.
Багра продолжала изучать его глазами, черными, как маслины, бездонными, требовательными.
– От того, чтобы забрать тебя обратно в Россию, твоего отца удерживает только моя уверенность в твоей зрелости. Поэтому не заставляй меня жалеть о том, что я не позволила ему сделать это еще два года назад, мальчик. Ты эмоционально нестабилен.
– Сомневаюсь, что кому-то, и уж тем более папуле, известно об этом больше, чем мне.
Николай услышал, как отодвинулся стул. Увидел салфетку, отложенную к тарелке из антикварного фарфора не менее ценными пальцами.
– Этот разговор с самого начала был нерациональным, и я не вижу смысла в его продолжении. Твой исключительный протеже давно вышел из того возраста, когда следовало подтирать ему сопли, Багра, – Александр не называл ее «мамой». Николай не мог припомнить ни одного раза и подозревал, что если такое и случалось, то так давно, что Морозов и сам этого не помнил.
Николай почувствовал себя очень, очень уставшим.
– Порассуждай о своем будущем, Николай. На досуге.
– Обязательно, – пообещал он со всей искренностью, на которую был сейчас способен.
– Можете идти. А ты, Саша, передай Урсуле, что она посетит мой салон завтра вечером.
– Превосходный был завтрак. Нет, правда. Необыкновенные булочки! – закончил Николай и поспешил убраться восвояси. Он нагнал Морозова в коридоре, шествующего по нему, как Дракула по своему замку.
Прежде, чем Николай успел вставить хоть словечко, Морозов взмахнул рукой, предупреждая словеса.
– Интересно ли мне знать, что ты думаешь по поводу поразительного альянса моей матери и твоего отца? Нет. Волнует ли меня твоя личная жизнь? Нет. Считаю ли я тебя навязчивым и неуравновешенным? Безусловно.
– Ты на редкость неприятная личность.
– Сочту за комплимент.
– Могу я спросить?
– О том, беспокоюсь ли я по поводу твоего возможного отъезда? Нет, не беспокоюсь, – Морозов посмотрел на него, и в его глазах Николай увидел то, о чем они никогда друг другу не говорили. Содействие. Сплоченность. – В конце концов, образ идиота еще не успел повлиять на твой интеллект.
– Ты только что сказал, что у меня высокий интеллект? Внесу этот день в календарь.
– Я не говорил, что он высокий.
– Но имел в виду это.
– Ты перестанешь идти за мной по пятам?
– Разве этот коридор не ведет к выходу из оного обиталища призраков твоего семейства, умерших при загадочных обстоятельствах?
– Этот коридор ведет к уборным.
– А-а-а, – протянул Николай. Потом с минуту поразмыслил и добавил: – Спасибо.
Но Морозов уже скрылся за ближайшей дверью.
Николай думал о будущем. О вершинах Эвереста. О том, чтобы переплыть Атлантику. О собаке, которой у него никогда не было. Что можно все бросить и стать архитектором где-нибудь в Азии. Или поселиться на итальянских виноградниках, вырастить новый сорт и назвать его в честь героя комиксов. Или джазового ансамбля. Виноград «Бенни Гудман». Утонченный, с уникальным вкусом.