Перед возвращением в страховую контору мне нужно как-то убить время, и я планирую немного расслабиться. Выжимаю семьдесят, потом семьдесят пять миль в час и сворачиваю на мою любимую проселочную дорогу.
Вокруг Эндоры все дороги прямые, плоские, как блин, и безликие, за исключением шоссе номер два, где я в данный момент и нахожусь. Здесь дорога петляет, а под аккуратным мостиком бежит Скунсова речка — на самом-то деле всего лишь протока, но раз ее официальное название — речка, все думают, что так оно и есть.
Еще одиннадцать миль — и я на сельском кладбище. Проезжаю сквозь какую-то железную раму — бывшие ворота, что ли. Заглушив движок, иду среди могил. Нашел свое насиженное место, устраиваюсь. Жую «читос», запиваю апельсиновой шипучкой. Откидываюсь на спину, гляжу в небо. Каждые минут пять слышу, как мимо проезжает легковушка или тягач. Изучаю облака, хотя какие это облака — так, белый пух, мелкие потеки, отдельные мазки белил, и все они движутся, но как-то бестолково; даже облака валяют дурака.
На каждый глоток шипучки — два «читоса»; и то и другое быстро кончается. Переворачиваюсь на живот и пытаюсь вообразить, как выглядит сейчас мой отец. Кожа, естественно, сошла, сердце, мозг и глаза превратились… во что положено, в то и превратились. Рассыпались в прах, не иначе. Где-то я слыхал, что наиболее устойчивы к тлену волосы. Наверняка и кости остались, гниют себе помаленьку.
Слева от надгробья — пара сорняков. Выдергиваю их с корнями и отбрасываю подальше, на кого бог пошлет.
Сердце стучит: напоминает, что я еще жив. Оказавшись именно здесь, на кладбище, именно в этот день, ощущаю себя избранным. Как будто я возвышаюсь над всеми.
Переворачиваюсь на спину, дышу полной грудью и засыпаю.
Разбудил меня въехавший на кладбище экскаватор. В кабине двое мужиков — не иначе как могилу копать собираются.
Солнце уплыло далеко к горизонту. Провожу рукой по лицу — кожа горяченная. Надо же было так сглупить: задрыхнуть прямо на солнцепеке, даже не смазав физиономию защитным кремом. Теперь вот сгорел, как головешка, к вечеру светиться начну. Подхожу к могильщикам, спрашиваю:
— Время не подскажете?
— Да уж пятый час, наверно.
— Спасибо.
Уже чувствую ожог и начинаю искать, чем бы себя отвлечь.
— Вот, значит, как теперь могилы копают? Я-то думал, вы лопатами махать будете.
— Нет, парень, лопатами уж сто лет никто не машет.
Меня вдруг охватывает неподдельный интерес к их работе.
— Много нынче могил требуется?
— Да, немало. Мы с напарником все три местных кладбища обслуживаем.
— А не знаете, случайно, в эту свежую могилу кто ляжет?
— Как не знать, знаем. У нас же вот — списочек имеется.
Список сейчас изучает его напарник — тот, что помалкивает.
— Я не зря спрашиваю, — говорю им, — у меня вчера знакомая умерла.
— Сочувствую, парень.
— Да, бывают такие дни.
— Ага, бывают такие дни, когда смертушка приходит.
— Во-во, надо же когда-нибудь и помирать.
— Именно так, — поддакиваю им.
— Вот, нашел: Брейдер ее фамилия.
— Брейнер — точно, это она.
— Так мы, выходит, для твоей знакомой могилу копаем?
— Ну да.
Напускаю на себя печальный, сиротливый вид.
— Не больно-то ты горюешь.
— Это как посмотреть: я скорблю в уединении.
— А, ну-ну.
Углубились они где-то на метр; тогда я говорю:
— Поглубже бы надо.
— А, чего?
— Да так, ничего. Бывайте.
Отхожу, а молчаливый что-то бормочет главному.
— Эй, парень, погоди-ка!
— Да?
— У моего напарника вопросец есть.
— Ну? — Это я уже отошел могил на десять.
— Он стесняется спросить: ты сам не из Грейпов ли будешь? Мы-то родом из Мотли. Но у нас об этом семействе много чего болтают…
Со второй попытки захлопываю дверцу пикапа. Обдавая могильщиков пылью, оставляю их в недоумении. Разворачиваюсь к дому. И еле сдерживаюсь, чтобы не выкрикнуть: «Естественно, из Грейпов! Я — Гилберт Грейп».
6
По пути в Эндору миную городскую водонапорную башню: серебристая, с черной надписью, смахивает не то на старый свисток, не то на низкобюджетную ракету. Будь она ракетой, я б тут же забрался внутрь и усвистал куда подальше.
Опять еду мимо Чипа Майлза. Он машет, а я в этот раз даже не сигналю.
Беглый взгляд в зеркало заднего вида — и опасения подтверждаются. Кожа уже сделалась ярко-малиновой. К ночи станет багровой.