— Это наш дом.
— Но я же мать, верно? — (Обе кивают.) — Эми… Эллен… девочки… ответьте: я имею право топать ногами в своем собственном доме? — Сигарета у мамы во рту дергается вверх-вниз. — Подтвердите, что в своем доме я имею право делать все, что заблагорассудится. И по какой причине? Почему вы считаете, что я имею право делать все…
— Потому, что это твой дом, — в один голос перебивают они.
Мама переводит взгляд на меня.
Бубня: «Пардон, пардон», отступаю к лестнице.
— Вот и отец так же говорил. «Пардон». Я поначалу думала, у него среднее имя такое. И куда этот «пардон» его завел?!
Мне хочется взвыть: топай, мама, хоть всю ночь. Провались ты в подпол. Но вместо этого я спокойно говорю «доброй ночи» и через две ступеньки устремляюсь наверх.
Телевизор опять зашумел: передают какое-то ток-шоу, в студии аплодисменты. В зеркале над раковиной изучаю свою физиономию. Обгорелую кожу, почти багровую красноту. Выдавливаю на ладонь колбаску крема и наношу на лицо, чтобы унять жжение. Щеки, нос, подбородок — все скользкое. Аплодисменты в студии нарастают; я раскланиваюсь.
10
Арни в койке, Эллен у себя в комнате крутит пластинки, внизу Эми выкладывает на блюдо богатый ассортимент канапе и птифуров, чтобы маме было чем подкрепиться в ночные часы. Я, опустив стульчак, сижу на толчке в верхнем туалете и разговариваю по телефону.
— Ну что, Такер, что?
— Гилберт, дело — швах.
— Что ты имеешь в виду?
— Пол.
Я теряюсь.
— Все меняется, — продолжает Такер. — По сравнению с прошлым разом, когда я к вам заходил, твоя мать раздалась чуть ли не вдвое.
— Я в курсе.
— Она же габаритами с аэростат, клянусь.
— Я в курсе, Такер. Тебе не приходит в голову, что мне это известно?
Тут вдруг под дверью начинается форменная истерика:
— Гилберт? Гилберт!
Второе пришествие Эллен.
— Открой, пожалуйста! Скорее!
— Ступай вниз.
— В нижнем туалете нет того, что мне нужно!
Даже Такер забеспокоился от ее воплей:
— Кто там орет?
— Да эта засранка, сестра моя.
— А кстати. Ты вообще собираешься организовать мне свидание? Не стоит с этим тянуть.
Такер положил глаз на Эллен, когда ей исполнилось девять лет. Все эти годы, когда мне от него требовалось какое-нибудь одолжение, я сулил, что в скором времени он сможет с ней встретиться.
— Гилберт, пожалуйста, открой. Ты не понимаешь. Это вопрос гигиены! — С лестничной площадки Эллен орет вниз: — Эми! Эми! — Молотит в дверь кулаками, бьет ногами. Как же от нее много шуму.
А я такой:
— И эту мымру ты хочешь позвать на свидание? Эту горлопанку? Да от нее шум один и больше ничего.
Он слушает, но распинаюсь я вхолостую.
Ну вот, теперь и Арни завопил. Не лежится ему под одеялом.
— У девушек в моем возрасте! Бывают… кровотечения!
Шарю под раковиной. Нахожу голубую с розовым коробочку, вытаскиваю запечатанный в белую бумагу тампон и не спеша просовываю под дверь. Эллен тут же выхватывает эту штуковину и убегает. А всего-то и требовалось: попросить.
— Так что там насчет пола, Такер? Какие будут предложения?
— Есть у меня одна мыслишка. Только стремная. Боюсь я за твою мать. За ваш дом. За тебя.
— Не забывай: наши возможности не безграничны.
Слышу тук-тук-тук, цап-царап — в дверь скребется Арни.
— Минутку, Такер.
Открываю, впускаю брата в сортир и вновь как следует запираюсь. Арни расплывается в улыбке, как будто его только что приняли в тайное общество.
Я продолжаю:
— Что ты там начал говорить?
— Я разработал единственное, на мой взгляд, решение, — излагает Такер, — которое сможет ее спасти.
— О’кей, супер.
— Завтра поедем за пиломатериалами.
— Отлично.
— Это обойдется недешево.
— Мы тебе заплатим сполна.
— С вас я денег не возьму. А вот материалы обойдутся недешево. Мои услуги прилагаются.
Арни дергает меня за футболку. Я отталкиваю его руку. Он жмет на рычаг слива, и сортир наполняется шумом спускаемой воды. Такер спрашивает:
— Тебя там что, на корпус пробило?
— Нет.
— Брешешь. Можно подумать, я не слышу, как ты воду спустил. Просрался, значит.
— Да я…
— Лучше признайся. Еще не хватало нам с тобой другу врать.
— Но это не…
— Я слышал спуск воды, Гилберт. Такера ван Дейка не проведешь.
— До завтра, Такер. — Вешаю трубку.
Арни похлопывает меня по руке:
— Гилберт? Эй?..