С детских лет в нем жила мечта о море, точнее, о неведомом подводном мире, о погибших бригах и каравеллах, хранящих множество жгучих тайн. Юношей он всерьез увлекся аквалангом и буквально избороздил с ним затопленные каменоломни Пенсильвании. Тогда же Берт сделал жизненный выбор: поступил в училище подводного плавания в Майами. Вскоре ему довелось принять участие в профессиональной экспедиции, организованной Музеем затонувших сокровищ во Флориде для поиска старинных кораблей – пленников океана. «Брезжила надежда, что будут найдены сокровища, – писал впоследствии Уэббер. – Их не оказалось. Но подводные операции, подъем грунта, сделанные находки настолько притягивали к себе, что я понял: надо найти средства, чтобы это стало моей профессией».
За первой экспедицией последовала вторая, затем третья, четвертая… Однако все они были неважно подготовлены, и море не сочло нужным хотя бы частично их субсидировать. Собственно говоря, не золото и серебро влекли Уэберра: «Для меня деньги никогда не были единственной целью, – говорит он. – Разумеется, – надо платить по счетам и обеспечивать семью, но меня больше всего влекут поиск, приключения, погоня за мечтой, стремление к невозможному. То, что требует мужества, бросает вызов».
И Брет бросил вызов судьбе: он решил повести самостоятельный поиск затонувших судов вблизи побережья Флориды и у Багамских островов. Но фортуна не торопилась оказывать ему свою благосклонность: проходил год за годом, но каждый раз Уэббер возвращался помой с пустыми руками. А дома его ждали жена и четверо детей, накормить которых даже самыми сладкими грезами, увы, не удавалось. Экспедиционное межсезонье приходилось заполнять весьма далекой от морской романтики деятельностью: работать на заводе у конвейера, торговать книгами, перебиваться случайными заработками. Но мечта продолжала оставаться для него путеводной звездой.
Неудачи случайных поисков навели Уэббера на мысль о том, что все усилия нужно сосредоточить на каком-либо конкретном корабле, место гибели которого приблизительно известно. И вот тогда-то близкий друг и помощник Берта Джим Хаскинс напомнил о знаменитом «Консепсьоне», или, как его иногда называли, «галеоне Фипса». «Мне кажется, – поделился своими раздумьями Джим, – там еще осталось много сокрытых морем богатств. Все записи говорят о том, что Фипсу не удалось найти корму судна, заросшую кораллами». Идея пришлась Уэбберу по душе, и вскоре друзья отправились за океан, чтобы порыться в» ест-индских архивах Севильи, познакомиться с документами морского музея в Мадриде и Британского музея в Лондоне. На это ушло у них долгих четыре года.
«Чем больше я анализировал записи, – вспоминал спустя несколько лет Уэббер в книге „Утраченные сокровища „Консепсьона“, – тем больше крепла во мне уверенность, что успех возможен и следует сделать попытку. Изучив уже достаточно материалов, я занял деньги у одного чикагского банкира, добился исключительного права на поиски у правительства Доминиканской Республики и достал карту аэрофотосъемок. В 1977 году я начал одну из самых основательно подготовленных экспедиций, которая когда-либо отправлялась к Серебряной отмели“.
Почти полгода группа подводников Уэббера провела у рифов. Были обнаружены обломки 13 погибших здесь судов. Их местоположение Берт нанес на карту и передал ее в соответствующее ведомство Доминиканской Республики. Однако даже на след «Консепсьона» напасть не удалось. Но ведь не мог же галеон исчезнуть. Значит, нужно продолжать поиск.
Уэббер возвращается домой в Чикаго. Благодаря финансовой помощи веривших в него друзей и знакомых он основывает фирму «Си квест интернэшнл» и вновь направляет Хаскинса в Испанию для продолжения архивной «разведки». Там-то и произошло событие, которое привело в дальнейшем к удаче. Роль доброй феи в этом сыграла молодая канадка Виктория Стаппелс-Джонсон, по поручению профессора Лондонской школы экономики Питера Эрла изучавшая по испанским документам историю «Консепсьона». Виктория поведала Джиму о том, что ее шеф собирает материал для своей будущей книги о флоте именно тех времен, к которым относится и год гибели серебряного галеона.
Когда об этом узнал Уэббер, он тут же решил связаться с профессором Эрлом. «Как знать, думали мы, вдруг у него окажется та ниточка, которой недостает нам, – рассказывает Берт. – Разве могли мы предположить, что у профессора уже давно имеется утраченный, казалось бы, ключ ко всему делу: судовой журнал корабля „Генри“? Чем уж сумел Уэббер расположить к себе английского ученого, трудно сказать, но как бы то ни было, вскоре он держал в руках копию рукописи, на первой странице которой характерными для старинного письма буквами сообщалось: „Журнал нашего путешествия начинается с Божьей помощью в 1686 году на борту корабля „Генри“ под командованием Фрэнсиса Роджерса, направляющегося к банке Амброзия, что к северу от острова Эспаньола, в компании с „Яковом и Мэри“ под командованием капитана Уильяма Фипса на поиски затонувшего испанского галеона, в чем да поможет нам Бог“.
Если с судовым журналом «Якова и Мэри» были знакомы многие, то журнал «Генри» на протяжении трех столетий фактически находился вне поля зрения историков и искателей сокровищ. Среди множества книг и рукописей он хранился в частной библиотеке в имении английского лорда Рамни, пока не был извлечен на свет. Но именно «Генри» первым подошел к тому злосчастному рифу, где покоился «Консепсьон», поэтому в его судовом журнале фигурировали точные координаты серебряного «прииска». Журнал же основного судна хранил записи уже об операциях по подъему сокровищ.
Должно быть, ни одну книгу в своей жизни Уэббер не листал с таким волнением, как те страницы, что передал ему Эрл. «Когда я в Англии прочитал судовой журнал „Генри“, то понял, что в 1977 году мы прошли над тем самым местом. Но поскольку „Консепсьон“ был слабой мишенью для нашей магнитометрической аппаратуры, мы его не обнаружили».
Примерно в то же самое время, когда происходили описываемые события, в области магнитометрии свершилась подлинная революция: канадская фирма «Вариант ассошиэйтс», специализировавшаяся на выпуске магнитометрических приборов и систем, создала принципиально новый переносной магнитометр. Уэббер числился консультантом этой фирмы, и ему как уже широко известному исследователю подводного мира было поручено провести практические испытания прибора. С ним аквалангист мог нырять к самому подножию рифа и обнаруживать металл даже тот, который был укутан трехметровым слоем песка или забаррикадирован окаменевшими кораллами.
Пришлось занять еще почти полмиллиона долларов и вновь бросить якорь у хорошо знакомых рифов. На этот раз фортуна явилась на свидание с членами экспедиции уже через пять дней: во время одного из погружений «Консепсьон» был найден. «Фипсу казалось, – пишет Уэббер в своей уже упоминавшейся книге, – что кораллы поглотили кормовую часть судна, закрыв доступ к основным сокровищам. Лишь благодаря повторной находке три столетия спустя мы поняли, что кормы здесь не было. Видимо, вскоре после катастрофы сильнейший шторм расколол „Консепсьон“ надвое. Кормовую часть перебросило через риф и протащило примерно метров 120, прежде чем она легла на дно кораллового каньона. Там я и обнаружил ее с помощью магнитометра. Здесь оказалась основная часть утерянных сокровищ и ремесленные изделия».
Начались трудовые будни, но Берт и его сподвижники твердо верили, что праздник уже не за горами. Чтобы его приблизить, пришлось напряженно работать почти год: нужно было разрушить и удалить сотни тонн коралловых наростов, прочным панцирем сковавших обломки галеона вместе с его драгоценным грузом. Но наконец путь к сокровищам открыт. Наступило время, когда каждое погружение было уже не в тягость, а в радость: словно проникшись симпатией к группе Уэббера, море щедро вознаграждало подводных тружеников за упорство и трудолюбие.