Мама все предусмотрела.
— Она хотела, чтобы письмо обнаружили. Хотела, чтобы ее брат попал под подозрение. Я была такой идиоткой, — сказала я. — Все это время она манипулировала мной.
Уит накрыл своей ладонью мою руку.
— Она использовала твою привязанность к ней против тебя. Это подло. Я бы тоже поверил своей матери.
Стыд засасывал меня, как зыбучие пески. Я не заслуживала ни сострадания, ни милости. То, что я совершила, было непростительной глупостью.
— Ты не обязан быть добр ко мне.
— А ты, — сурово сказал Уит. — Не должна быть к себе строга. Не из-за этого.
Я слышала его слова, но не могла их принять. Я допустила ужасную ошибку, и все во мне хотело ее исправить.
— Что мне теперь делать?
— Ложись спать, — сказал он мягким тоном. — Утром мы поговорим с Рикардо.
Мое сердце подпрыгнуло.
— Ты не обязан присутствовать при этом.
— Я знаю. Но буду, — Уит убрал руку, и мне сразу же стало не хватать тепла его ладони на моей коже. — Постарайся поспать, Инез.
Он повернулся, чтобы уйти.
— Уит, — позвала я.
Он остановился у входа.
— Что такое?
— Ты до ужаса порядочный, — сказала я. — Несмотря на то, что притворяешься другим.
— Только если это останется между нами, — сказал он с легкой улыбкой. Затем вышел из моей комнаты.
Я бросилась спиной на свою кровать, мысли вихрем кружились в голове. Единственный способ исправить ситуацию — как-то остановить мою мать.
Но я понятия не имела, как это сделать.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Я открыла глаза этим Рождественским утром, охваченная ужасом. Я еще сильнее закуталась в одеяло, горе витало в комнате, как смог в промышленной части Буэнос-Айреса. Через несколько минут я предстану перед дядей и расскажу ему, что предала их всех, прямо у них под носом. Умывшись и одевшись, я покинула комнату с ладонями, мокрыми от пота. Уит стоял, прислонившись к каменной раме, с кружкой чая в руках.
Он молча протянул кружку мне, и я приняла ее со слабой улыбкой.
— Он у огня, — пробормотал он. — С Абдуллой.
Я вздрогнула. Конечно. Я не могла говорить об этом только с дядей — мои действия оказывают по большей степени непосредственное влияние на Абдуллу. Большинство членов команды уже были заняты работой, а мой дядя и Абдулла изучали разложенный перед ними журнал. Вероятно, они обсуждали вскрытие гробницы. Мой желудок скукожился.
Я полностью испортила этот момент.
Мы шли бок о бок, а затем опустились напротив них на свободную циновку, мы почти соприкасались друг с другом. Он был хорошим другом, одним из лучших, из всех, что у меня были.
Дядя Рикардо не поднимал глаз от журнала.
— Не пора ли тебе отправиться в сокровищницу, чтобы поработать над эскизами?
Я крепко сцепила руки на коленях.
— Я должна вам обоим кое-что рассказать.
Они одновременно подняли головы и посмотрели на меня. Я почти не спала, от усталости мои плечи опустились, а голос был тихим.
— В чем дело? — в нетерпении сказал дядя Рикардо.
Абдулла осторожно положил свою ладонь на руку моего дяди, как бы подавляя порыв, напоминая ему вспомнить о приличиях. Он умел это делать. Полезный навык для делового партнера, не говоря уже о семье.
Уит искоса посмотрел на меня.
Молчание затянулось. Я медлила, слова застряли в горле. Краем глаза я уловила быстрое движение. Его теплая ладонь обхватила мою. Он сжал ее, и сразу же отпустил.
Я сделала глубокий вздох и произнесла несколько невнятных слов. Я силой воли старалась не заплакать, старалась унять дрожь в голосе. Никто из них меня не перебивал, но по мере того, как прибавлялось подробностей, их лица становились все ужаснее. Дядя Рикардо, казалось, превратился в камень. Он едва дышал. Уит оставался рядом, молча меня поддерживая. Когда я закончила, повисла тяжелая и гнетущая тишина.
— Даже если это будет последнее, что я сделаю, — сказала я хриплым голосом. — Я остановлю ее.
Мой дядя, покачиваясь, встал и, спотыкаясь, побрел прочь. Я слышала, как он издал низкий вопль, но в нем не было ярости. Он звучал страдальчески. Желание пойти за ним переполняло меня. Он вряд ли будет рад моим утешениям, но я должна была попытаться. Я приготовилась встать, но Уит поднял руку, останавливая меня.