— Лондон.
Очередной англичанин. Я была окружена. С тех пор, как я спустилась с корабля, то повстречала слишком много англичан, чтобы их можно было сосчитать. Военные и бизнесмены, политики и торговцы.
Подручный дяди Рикардо планировал вышвырнуть меня из страны.
Мой спутник посмотрел на дверь, вероятно, ожидая, что к нам присоединится кто-то еще, но, когда дверь осталась закрытой, он вернул свое внимание ко мне.
— Путешествуете в одиночестве?
Я сжалась, не зная, что ему ответить. Он создавал впечатление безобидного человека, и, хотя мне не хотелось быть откровенной с ним, он бы узнал всю правду к прибытию поезда в Каир.
— Да, так и есть, — я поморщилась от оборонительной нотки в голосе.
Англичанин изучал меня.
— Прошу прощения, я не хочу вас обидеть, но не нуждаетесь ли вы в помощи? Я заметил, что вы без служанки или сопровождающего, что является большой редкостью, смею заметить.
Мне пришлось продолжить носить траурный наряд, который был на мне большую часть путешествия, ради поддержания образа. Мне были по душе открывшиеся благодаря одежде возможности, но я скучала по любимым цветам: маслянисто-желтому и оливково-зеленому, голубому и нежно-лавандовому.
— Не то чтобы вас это касалось, но я скорблю по безвременной кончине моего мужа.
Выражение его лица потеплело.
— О, мне ужасно жаль. Прошу прощение за мое любопытство, это было бестактно.
Последовала небольшая неловкая пауза, и я задумалась, как можно ее заполнить. Я не была знакома с Каиром, и любая информация или мысль были бы к месту. Но мне было неприятно представать беспомощной перед незнакомцем.
— Я потерял жену, — произнес он мягким тоном.
Напряжение, сковывающее мои плечи, ослабло.
— Мне очень жаль это слышать.
— У меня есть дочь вашего возраста, — сказал он. — Моя гордость и радость.
Поезд тронулся, и я повернулась к грязному окну. Мимо проносилась разросшаяся Александрия с широкими проспектами и горами обломков у величественных зданий. Мгновение спустя город остался позади, и здания сменились длинными полосами зеленых фермерских угодий. Англичанин достал крошечные золотые карманные часы.
— В кои-то веки вовремя, — пробормотал он.
— Обычно это не так?
Он надменно вздернул подбородок.
— Египетской железнодорожной промышленности предстоит проделать еще очень долгий путь прежде, чем ее можно будет назвать эффективной в здравом уме. Но мы только взяли на себя руководство, и прогресс идет прискорбно медленно, — он наклонился вперед и понизил голос до шепота. — Хотя я слышал от достоверных источников, что сюда начнут ходить поезда из Англии и Шотландии.
— Говоря “мы”, вы имеете в виду англичан?
Он кивнул, извиняясь.
— Прошу прощения, я часто забываю, что леди не осведомлены о текущем положении дел. Мы захватили власть в 1882…
Сочувствие, которое возникло во мне к вдовцу, медленно, капля за каплей, покидало мое тело.
— Мне известно все о том, как Британия бомбардировала Александрию, — произнесла я, старательно скрывая свое неодобрение. — Спасибо.
Мужчина замолк, поджав губы.
— Это была необходимость.
— Неужели? — спросила я с сарказмом.
Мужчина моргнул, явно удивленный моим смелым тоном.
— Мы медленно и верно меняем страну, чтобы она стала более цивилизованной, — сказал он повышенным, настойчивым тоном. — Освобожденной от влияния французов. Между тем, Египет популярное место для путешественников вроде нас с вами, — уголки его губ медленно опустились. — И для американцев тоже. За это мы должны быть благодарны Томасу Куку21.
Папа с яростью рассказывал о том, как меняли Египет. Страна была под контролем посторонней нации, смотрящей на местных жителей свысока, удивляясь их желанию управлять собственной страной самостоятельно. Он опасался, что иностранцы растащат и разграбят все археологические памятники раньше, чем он сможет добраться до них.
Что меня действительно раздражало, так это предположение этого джентльмена, что я могу быть не в курсе последних событий. И его надменный тон, которым он объяснял свою искаженную точку зрения по поводу Египта. Страна, сырьем и ресурсами которой он пользовался. Мама всегда с тоской вспоминала разборки в Серро-Рико, о горе Потоси с серебряными залежами. За несколько веков она была разорена.
Город так и не оправился. Я старалась сохранить непричастный тон.
— Кто такой Томас Кук?
— Бизнесмен наихудшего толка, — сказал он, нахмурившись. — Он основал компанию, специализирующуюся на египетских турах. Особенно на тех, которые забивают Нил аляповатыми суднами, переполненные шумными, пьяными американцами.