К нам присоединились еще несколько пар, причем дамы были в великолепных вечерних платьях из шелка и атласа, светящихся в мягком освещении, а мужчины — в отутюженных костюмах и сшитых на заказ пиджаках, темных и элегантных.
Мой дядя предстал в простом сером костюме с каменным лицом и поджатыми губами. Он даже не потрудился причесаться. Если бы я отчасти не боялась его, я бы сказала, что такой образ ему к лицу. Он выделялся на фоне слишком накрахмаленных мужчин, волосы которых были зачесаны назад и блестели от излишка геля. В застоявшемся воздухе витали ароматы дорогих духов, шампанского и сладких цветов.
— Это платье из House of Worth, — прошептала Эльвира, когда какая-то дама опустилась напротив меня. — Я бы поставила на него все свои сбережения.
— Ты не играешь в азартные игры, и у тебя точно нет денег, — прошептала я в ответ.
— Я послал телеграмму вашей матери, — вклинился дядя Рикардо. — Не за что.
Эльвира слегка покраснела и тихо произнесла gracias. Она быстро пришла в себя и сменила тему.
— Сеньор Маркес, расскажите мне о том, как вы провели время на Филах.
Я пнула кузину под столом, пока дядя буравил нас взглядом, полным ледяной ярости.
— О, дорогая, что я наделала? — спросила Эльвира, сморщившись. — Вопросы под запретом?
— Не упоминай о работе моего дяди— прошипела я.
— Все это время вы были на Филах? — спросил один из мужчин, что сидели за столом. У него был французский акцент. — Но там же ничего нет. Это священное старое место, где неоднократно проводились раскопки. Там нечего искать, несомненно.
Мой дядя пожал плечами.
— Все остальное было занято.
Мужчина понимающе кивнул, полностью поверив в равнодушие дяди Рикардо.
— Мне кажется прискорбным, что мои соотечественники не питают к вам уважения.
— Я и под руководством месье Масперо неплохо справляюсь, — без энтузиазма ответил дядя. Затем он повернулся ко мне и спросил. — Как тебе меню, Инез?
Я опустила взгляд и пробежалась по нескольким строчкам, мысленно переводя французский, у меня потекли слюнки. Первым делом подавали супы: грибной и луковый, следом свежий салат с добавлением запеченных овощей. С особым нетерпением я ждала главное блюдо — жареный ягненок под соусом из мятного желе с обжаренной в масле спаржей и толченым со сливками картофелем.
— Выглядит замечательно, — ответила я, прекрасно понимая, что он задал свой вопрос с целью перевести тему разговора. Когда подошел официант, мой дядя заказал вино для нас троих, а затем продолжил беседу с джентльменом справа от себя.
До конца ужина он больше ни с кем из нас не разговаривал.
Я не винила его за гнев, за расстройство от того, что я ему не доверяла. Считала его способным на убийство. Я сама была разочарована в себе из-за того, что поверила в ложь матери.
Если я сама не могла простить себя, то, конечно, понимала, почему он тоже не может этого сделать.
Но меня расстраивало то, что он до сих пор намерен отправить меня в Аргентину, лишая шанса все исправить. Какая-то часть меня понимала, что это раскаяние будет со мной до конца жизни.
Танцы начались вскоре после ужина, и, к нашему удивлению, мы с кузиной ни разу не испытывали недостатка в желающих с нами потанцевать. Когда часы приблизились к полуночи, меня вытащили на танцевальную площадку, и я закружилась в такт оркестру, исполняющему современные песни. Эльвира танцевала с высоким светловолосым джентльменом, который показался мне смутно знакомым. Несколько раз я теряла ее из виду, но в конце концов мы встретились у стола с закусками, заставленного бокалами с лимонадом и освежающим белым вином.
— Последний был скучным, — пожаловалась Эльвира, пробравшись ко мне через плотную компанию дам, столпившихся у танцевальной площадки. — Он наступил мне на ногу. Дважды.
— Мой последний партнер по танцу говорил исключительно по-голландски, — сказала я в знак солидарности. — Он принял тебя за мою близняшку.
Эльвира рассмеялась в промежутках между глотками лимонада.
— Это мы уже слышали, — ее взгляд скользнул по толпе. — Здесь так много иностранцев. По крайней мере, один американец говорил со мной высокомерно.
Я внимательно наблюдала за ней, и улыбка уже готова была раздвинуть мои губы.
— И как ты поступила?
Она пожала плечами.
— Я мило оскорбила его по-испански, а он решил, что я делаю ему комплимент.