— Я никогда не смогу зарабатывать пением.
— Предоставь это мне. Будешь делать то, что я тебе скажу, или отправишься в тюрьму. Выбирай сама, что тебе нравится, только побыстрее.
— Почему ты не оставишь меня в покое? Говорю тебе, я ничего не заработаю пением.
— Так куда ты едешь — со мной или в тюрьму?
Она посмотрела на меня долгим взглядом, полным жгучей ненависти, но это меня нисколько не трогало. Она была в моих руках и могла ненавидеть меня сколько угодно. Она вернет мне мои деньги.
Пожав плечами, она сказала:
— Ладно, я поеду с тобой.
Сборы не заняли у нее много времени. Мне пришлось расстаться с четырьмя из взятых у нее пяти долларов, чтобы уплатить за комнату, затем я привез ее домой.
Ее прежняя комната была все еще свободна, и она вновь ее заняла. Пока она устраивалась, я написал соглашение с множеством бессмысленных, но внушительных юридических терминов, которое делало меня ее агентом на условиях десяти процентов комиссионных, и принес его к ней в комнату.
— Подпиши вот здесь, — сказал я, указывая на пунктирную линию.
— Я ничего не стану подписывать, — заявила она с мрачным видом.
— Подписывай, или прогуляемся до участка.
Опять в ее глазах вспыхнула жгучая ненависть, но она поставила свою подпись.
— Хорошо, — сказал я, пряча бумагу в карман, — сегодня вечером мы пойдем в «Голубую розу», и ты будешь петь. Ты будешь петь так, как никогда еще не пела, и ты получишь работу за семьдесят пять долларов в неделю. Я беру десять процентов и тридцать долларов, которые ты мне должна. Теперь, детка, ты работаешь вначале на меня, а потом на себя.
— Я ничего не заработаю, вот увидишь.
— А в чем дело? — Я посмотрел на нее. — С таким голосом ты могла бы нажить состояние.
Она зажгла сигарету и глубоко затянулась. Потом как-то разом обмякла и тяжело опустилась на стул, словно бы у нее растаял позвоночник.
— Ладно. Как хочешь.
— Что ты наденешь?
Она явно через силу встала и открыла шкаф. У нее было только одно платье, да и то не ахти какое, но я знал, что в «Голубой розе» не любят яркого света, поэтому на худой конец и оно сойдет. Должно сойти.
— Не могла бы я что-нибудь поесть? — спросила она, снова плюхаясь на стул. — Я целый день ничего не ела.
— Ты только и думаешь, что о еде. Поешь после того, как получишь работу, и не раньше. Куда ты дела те деньги, которые украла у меня?
— Я жила на них. — Ее лицо снова помрачнело. — А ты думаешь, как я жила весь этот месяц?
— Ты что, никогда не работаешь?
— Когда могу, работаю.
Я задал ей вопрос, который занимал меня с тех пор, как я ее встретил.
— Как ты связалась с этим наркоманом Уилбуром?
— У него были деньги. Он не был таким скрягой, как ты.
Я сел на кровать.
— А где он взял их?
— Откуда я знаю. Я у него не спрашивала. Одно время у него был «паккард». Если бы не передряги с полицией, мы бы до сих пор в нем ездили.
— А когда он попал в беду, ты смылась?
Она запустила руку под блузку и поправила лифчик.
— Ну и что? Его разыскивала полиция, а я-то при чем?
— Это было в Нью-Йорке?
— Да.
— А как ты приехала сюда, на какие деньги?
Она спрятала глаза.
— У меня было кое-что. Тебе-то какое дело?
— А такое, что ты наверняка прикарманила его деньги, как и мои.
— Можешь думать что угодно, — сказала она равнодушным тоном.
— Что ты собираешься петь сегодня вечером? Ну, для начала пойдет «Душой и телом». А на «бис»?
— С чего ты взял, что придется петь на «бис»? — спросила она, вновь помрачнев.
Я с трудом подавил в себе желание влепить ей пощечину.
— Давай что-нибудь старое. Ты знаешь «Не могу не любить его»?
— Да.
Это было как раз то, что требовалось. Если она споет это своим громким, серебристым голосом, они просто обалдеют.
— Отлично. — Я взглянул на часы. Было начало восьмого. — Я скоро вернусь. Переоденься. Увидимся через час.
Я подошел к двери и взял ключ.
— На тот случай, детка, если тебе вздумается сбежать, я тебя запру.
— Я не сбегу.
— Вот об этом я и позабочусь.
Выйдя из комнаты, я закрыл за собой дверь и запер ее на ключ.
Я вручил Расти неоновую вывеску и сказал ему, что вечером меня не будет.
Он посмотрел на меня и озадаченно почесал в затылке.
— Послушай, Джефф, я давно хотел с тобой потолковать. Твою игру на пианино здесь не ценят. Я не могу платить тебе тридцать долларов в неделю. Послушай, будь благоразумным и поезжай домой. Та жизнь, которую ты здесь ведешь, совсем не для тебя. В любом случае я не могу тебя больше содержать. Я покупаю музыкальный автомат. Это твоя последняя неделя.