Запишите свой голос на пленку.
Трехминутная запись стоит всего лишь 2.50.
Отнесите голос домой в кармане и удивите своих друзей.
Это натолкнуло меня на мысль.
Если бы я смог записать ее голос на пленку, можно было бы не опасаться, что она опять сорвется при прослушивании, как это произошло в «Голубой розе». Может быть, имея эту пленку на руках, удалось бы уговорить кого-нибудь оплатить ее лечение авансом.
Я поспешил домой.
Рима уже встала и оделась. Когда я вошел к ней в комнату, она сидела у окна и курила. Повернув голову, она выжидательно посмотрела на меня.
— Доктор Клинзи говорит, что может вылечить тебя, — сказал я, присев на кровать, — но это стоит денег. Пять тысяч долларов.
Она сморщила нос, пожала плечами и отвернулась к окну.
— Не надо опускать руки, — сказал я. — У меня есть идея. Мы запишем твой голос на пленку. Возможно, найдется какой-нибудь делец, который согласится вложить в тебя деньги, если он услышит, на что ты способна. Поднимайся, пойдем.
— Ты спятил. Никто не заплатит такие деньги.
— Это моя забота. Пошли.
По дороге в магазин я спросил:
— Ты знаешь «Когда-нибудь»?
Она сказала, что знает.
— Вот это мы и запишем. Будешь петь как можно громче и быстрее.
Продавец, который проводил нас в кабинет звукозаписи, имел высокомерный и скучающий вид. Он явно считал нас парой бездельников, которые не нашли ничего лучше, как выбросить два с полтиной и занять его время.
— Сначала мы прогоним без записи, — сказал я, садясь за пианино. — Громко и быстро!
Продавец включил в сеть звукозаписывающий аппарат.
— Здесь не место для репетиций, — сказал он. — Я буду записывать сразу.
— Сначала мы прогоним без записи, — повторил я. — Для вас это не имеет значения, а для нас очень важно.
Я начал играть, взяв чуть более быстрый темп, чем при обычном исполнении этой вещи. Рима вступила сразу в полный голос. Я бросил взгляд на продавца. Чистые серебряные звуки, казалось, пригвоздили его к месту, и он в изумлении уставился на нее.
При мне она никогда не пела лучше. Это действительно стоило послушать.
Мы исполнили куплет и припев, затем я остановил ее.
— Вот это да! — произнес продавец сдавленным голосом. — В жизни не слыхал ничего подобного.
Рима молча скользнула по нему равнодушным взглядом.
— Теперь будем записывать, — сказал я. — Можно начинать?
— Давайте, если вы готовы, — ответил продавец. — Включаю запись. — Он нажал кнопку.
На этот раз Рима пела, пожалуй, еще лучше. Она, несомненно, владела всеми профессиональными приемами, но не это было главное. Все дело было в ее голосе, чистом, как серебряный колокольчик.
Когда запись была закончена, продавец предложил воспроизвести ее. Мы сели и приготовились слушать.
Через электростатический динамик с фильтрами против помех ее голос звучал даже лучше, чем живой. Это была самая потрясающая запись, которую я когда-либо слышал.
— Ну и ну! — сказал продавец, сматывая пленку. — Это же надо так петь! Если бы эту запись послушал Эл Шэрли, он бы сошел с ума.
— Эл Шэрли? А кто он такой? — спросил я.
— Шэрли? — Продавец явно удивился. — Ну как же, хозяин «Калифорнийской компании грамзаписи». Это он открыл Джой Миллер. В прошлом году она записала пять дисков. Знаете, сколько она на них заработала? Полмиллиона! И вот что я вам скажу: она вашей крошке в подметки не годится. Поверьте мне, я сижу на этом деле много лет и еще не слышал никого, кто мог бы сравниться с этой крошкой. Поговорите с Шэрли. Он займется ею, когда услышит эту запись.
Я поблагодарил его. Когда я протянул ему два с половиной доллара, он отмахнулся.
— Не за что. Я обогатил свой опыт и получил наслаждение. Сходите к Шэрли. Я буду очень рад, если он возьмет ее. — Он пожал мне руку. — Желаю удачи. Вы обязательно добьетесь успеха.
Я был чрезвычайно взбудоражен, когда мы возвращались домой вдоль набережной. Если Рима поет лучше, чем Джой Миллер, а этот продавец знает, что говорит, тогда она сможет грести деньги лопатой. Подумать только, в случае успеха она в первый же год заработает полмиллиона! Десять процентов с полмиллиона звучали для меня более чем убедительно.
Я посмотрел на нее сбоку. Она двигалась как сонная муха, глубоко засунув руки в карманы джинсов.
— Сегодня днем я поговорю с Шэрли, — сказал я. — Может быть, он выложит пять тысяч на твое лечение. Ты слышала, что сказал этот малый? Ты можешь сразу преуспеть.