Во Франции уже полдень, но еще слишком рано для дневных встреч и уже поздно для утренних съемок. Ноэль позвонила Нельсону. Телефон звонил и звонил.
— Милый, — сказала она, когда включился автоответчик. — Я, считай, рада, что тебя нет. А то пришлось бы тебе идти к Саттонам. Везунчик же ты, а? Люблю.
Она думала, что он будет чаще звонить, несмотря на разницу во времени и на работу. Но они так расстались — не ей его винить. Она снова позвонила.
— Наверное, ты работаешь. Мне вчера не хватало твоего голоса. Позвони скорее.
Ноэль почувствовала, как ей сдавило грудь, как будто ее сжимают, урезают. Мерзкое чувство. Она написала ему сообщение.
Не могу идти к Саттонам одна. Я с ними себя чувствую, как будто опять в старшей школе.
Он поймет, что она имеет в виду. Как будто надо что-то скрывать, подстраиваться, выбирать между мирным сосуществованием и твердыми убеждениями. Несколько минут она смотрела на телефон. Если он не может говорить, мог бы хоть написать. Она выпила витамин для беременных. И допила кофе.
Затем она пошла в дом, поставила телефон на полную громкость, чтобы не пропустить звонок, пока будет в душе. Когда телефон зазвонил, она вздрогнула. Она уже не надеялась, что Нельсон перезвонит. Она побежала к телефону, но потом увидела, что это ее мать, Лэйси-Мэй. Ноэль не стала подходить.
Какая извращенная цепочка, подумала она. Нельсон игнорирует меня. Я игнорирую мать. Я охочусь на своего мужа. Моя мать охотится на меня.
Ноэль вышла из дома в спортивной одежде. Она уже точно решила, кого попросит пойти с ней на вечеринку, чтобы пережить ее. И Инес согласится. Точно. Их дружба росла в те золотые годы в колледже, когда сделаешь все что угодно друг для друга, когда нет ничего более важного и настоящего, чем любовь подруг. Они прокалывали друг другу уши, вместе ездили на автобусе в секс-шоп и вместе покупали дилдо. Они перестали общаться с родными и держались вместе, как будто прежних жизней больше не будет.
В машине она еще раз позвонила Нельсону: «Еду в город, надеюсь, это будут лучшие фотографии в твоей жизни». Потом повесила трубку и выехала на трассу.
От Золотого Ручья было меньше часа езды до города, до ее прежней жизни, и тем не менее она позволила своему миру сузиться до пределов нескольких миль. Иногда она целый день ездила из дома в продуктовый, потом на один рынок, потом на другой. Раньше им с Нельсоном так нравилось жить недалеко от центра. В настоящем городе, не то что в детстве. Голубое и серое стекло на горизонте, здания больше похожи на космические корабли. Сердце у нее забилось чаще, когда она въехала на улицы. Она опустила окно и вдохнула запах цветущих деревьев и выхлопных газов. До студии она доехала, как раз когда начинался урок.
Инес стояла у входа в черном трико и бирюзовых шортиках, закатанных донельзя высоко. Она не обращала внимания на проходивших мимо учеников и, увидев Ноэль в зеркало, вскинула брови. Волосы завязаны в круглый пучок на макушке, никакого макияжа, золотое колечко в носу сияет на фоне смуглой кожи. Она была великолепна. Ноэль встала в последний ряд и потянула руки вверх, как будто знала, что делает.
Инес дала команду: три, четыре! Ноэль не поспевала за остальными, а это была только разминка. Руки и ноги у нее стали тяжелыми, неповоротливыми. Она попыталась подпрыгнуть и едва оторвалась от пола. В глубоком приседе ей пришлось придерживаться рукой за перила. Голос у Инес был как у попугайчика, звонкий и приятный. Молодцы! — кричала она с таким задором, что легко было поверить. Когда занятие подошло к концу, Ноэль осталась в стороне, глядя, как ученики обступили Инес, как будто не зная, прощаться или просто уходить. Недоступная, статная, завораживающая. Совсем как Нельсон. Может, этим Ноэль всю жизнь и занимается: собирает звезды, которые вовсе не хотят, чтобы их собирали.
Когда в зале никого не осталось, Инес к ней подошла.
— Извините, мэм, вы платили за занятие? Не помню, чтобы я выдавала вам пропуск.
Она опустилась на пол рядом с Ноэль и обхватила ее.
— Что ты тут делаешь?
Ноэль взяла подругу за руки.
— Хочу угостить тебя ланчем. Когда у тебя следующее занятие?
— Все в порядке? Что случилось? Ты беременна?
— Если бы. Мне нужна твоя помощь, малыш.
Ноэль отвезла их в Вестсайд, в кафе с разноцветными окнами и маленькими круглыми столиками. Заказали яичницу, кофе для Инес и бокал вина для Ноэль.
— Боже, сколько же мы не виделись. Я уж думала, ты совсем застряла в своем лесу. Как он называется, Золотая Лощина?
— Это пригород, а не деревня.
— Одно и то же. Нельсон уехал? Куда теперь?
— В Париж.
— Куда же еще.
Инес улыбнулась и покачала головой. Как и четырнадцать лет назад, она была самым красивым человеком в жизни Ноэль. Когда Ноэль приезжала домой из колледжа на День благодарения, Лэйси-Мэй даже как-то сказала про нее: «эта красивая черная девочка». Она не темнее моей сестры Дианы, стала спорить Ноэль. Потом ее мучило, почему ей так важно было подчеркнуть, что у любимой подруги не такая уж темная кожа.
Ноэль отпивала вино большими глотками, а Инес наблюдала. Было одиннадцать утра.
— Ты не скучаешь по городу, Нелли? Ты там, наверное, сходишь с ума от скуки без работы и друзей. Ты хоть с кем-нибудь видишься? Или только с продавцом в магазине, когда выбираешь самую свежую курицу на ужин?
Какое мучительно точное изображение ее жизни.
— Если бы эти месяцы прошли так, как я хотела, я была бы только рада тишине, свежему воздуху, обилию зелени.
— Обилию зелени? Ты сама себя слышишь?
— Мне хотелось перемен.
— Вот тебе и перемены. — Инес капнула кленового сиропа себе в кофе и изящно помешала ложечкой. — Ну, давай рассказывай. Мне через полчаса возвращаться.
— Мы теперь состоим в ассоциации домовладельцев.
— Естественно.
— И сегодня будет прием. Если я не пойду, это воспримут неправильно, но я ненавижу эти их сборища, особенно без Нельсона.
— Нельсон ведь тоже не большой любитель вечеринок? Сидит хмурый в углу на диване, пока кто-нибудь не спросит его о фотографии, и тогда его не заткнуть. Или напивается, веселеет, а через час уже трезвеет и превращается в мрачного зануду. Только не обижайся.
Ноэль знала, что в какой-то момент их отношений мнение подруги о Нельсоне изменилось. Сперва Инес, как и все их одноклассники, восхищалась его спокойствием. Но в конце концов ей надоело, что его ничем не проберешь, как будто у него всегда одинаковое настроение. Все хорошо, ничто не нарушает ход жизни, но и восторга ничего не вызывает. Ей и не надо было, чтобы Инес его любила, пусть просто оставит в покое. После такой жизни чего все от него хотят? Песен и плясок? Он и так достаточно сделал.
— Пожалуйста, Инес. Каждый раз, когда я где-нибудь без Нельсона, меня по сто раз спрашивают: «А где ваш муж? Он так часто уезжает? Вам, наверное, одиноко?» И выходит, будто мы с ним все неправильно делаем.
Инес так на нее посмотрела, как будто хотела сказать: «Может, и неправильно».
— Какая разница, что они думают?
— Мы и так тут себя чувствуем какой-то аномалией.
— Потому что он черный, а ты белая?
Ноэль поразило, что подруга назвала ее белой — она же знала про ее семью, про ее отца, Робби. Но решила не цепляться.
— Нет, потому что у нас нет детей.
На Инес это не произвело никакого впечатления.
— Пожалуйста, с тобой будет гораздо веселее. Напьемся, поедим всякой модной еды, останешься ночевать. А утром я отвезу тебя в город.
— Надеюсь, выпивка у них дорогая.
— Можешь не сомневаться, — заверила ее Ноэль.
— Ладно, но только потому, что я тебя люблю. Будем считать это небольшим социальным экспериментом.
— Такая у меня жизнь. — Ноэль перегнулась было через столик, чтобы поцеловать подругу.
— Знаю, — сказала Инес, отмахнулась от Ноэль и допила остатки кофе.