По дороге они попали в пробку. Инес опустила окно, чтобы покурить, и предложила Ноэль сигарету.
Ноэль покачала головой.
— Я бросила, забыла?
— Да, но ты ведь не беременна. Да ладно тебе. Я же видела, как ты хлестала вино за обедом. Сколько ты уже пытаешься забеременеть?
— Не помню. — Ноэль уставилась на дорогу.
— В этом нет ничего постыдного, Нелл. Поэтому ты перестала заходить? Чтобы не обсуждать эту тему?
— Не в этом дело. Просто я теперь далеко.
Какое-то время они сидели молча под гудки машин и шум моторов.
— Так легко ты не отделаешься. Неправильно это — так исчезать. — Инес повернулась к ней всем телом, уперев лоб в ладонь и закусив губу.
— Ты вообще заходила в «Электрик хаус» с тех пор? Они только что поставили «Орландо». В ролях только женщины, в том числе квир, костюмы прекрасные — несколько спектаклей полностью распродали.
— Я переросла это место, Инес. Ты же знаешь.
— И прямиком вросла в Золотую Лощину?
Ноэль нажала на тормоза жестче, чем надо.
— Я знаю, вы считаете, что это падение — повторять все, что делали наши матери, когда я вольна делать что угодно.
— Говори за себя, — вставила Инес. — Моя мама всю жизнь работала.
Ноэль не видела смысла защищать Лэйси-Мэй. Та тоже работала, но не гордилась этим. Она жила так, как будто все в жизни ей навязали. Этого Ноэль не собиралась повторять.
— Я хочу ребенка. Что в этом плохого? Разве суть феминизма не в том, чтобы решать, чего ты хочешь?
— Не совсем.
— Ты бы тоже могла меня иногда навещать. Или Атланта — пуп земли?
— Мне сама идея пригорода отвратительна. А беременность… — Инес передернуло. — Мне всегда казалось, что кормить грудью — это как… стать дойной коровой. И что такого особенного в этом материнстве? У меня есть все, что мне нужно.
— Я хочу испытать материнство, хочу им заниматься. Не могу объяснить.
— Заниматься материнством? Так теперь говорят?
— Если не говорят, то должны бы.
— А Нельсон? Он тоже помешался на занимательном отцовстве?
— Оставь его в покое.
— Это почему?
— Если мне придется выбирать между мужем и тобой, я знаю, кого выберу.
Наступило неловкое молчание. У Ноэль мучительно застучало в висках. Она стала нервно постукивать по рулю кулаком. Инес схватила ее руку и поцеловала костяшки.
— Прости, — сказала она. — Но я тоже в ярости.
— Потому что я переехала?
— Потому что ты забыла меня и себя.
Ноэль не знала, как ей ответить. Инес говорила так, как будто эту «себя» нельзя изменить, как будто бы «я» — константа. Но «я» Ноэль ничего не утратит из-за ее выбора. Стать матерью значит преумножиться.
Саттоны жили на холме. Примыкавший к их дому гараж был размером с дом, в котором Ноэль выросла. Огромная магнолия вся в цветах на лужайке, гирлянды на крыльце, ставни распахнуты. Разносить закуски Саттоны наняли несколько человек. Ноэль с облегчением вздохнула, увидев, что это белые студенты в дешевых жилетах. Когда они поднимались к дому, Инес взяла ее под руку, и Ноэль решила, что она почти прощена.
В прихожей Ноэль быстро оглядела себя и Инес в отражении в большом зеркале. Рядом с Инес она казалась не такой живой, не такой молодой. У Инес было крепкое тело, а у нее — мягкое. Такая бледная, высокая, с растрепанными волосами. Зеленое платье, которое она считала довольно милым, теперь казалось безвкусным. Инес была в облегающем платье винного цвета, подчеркивающим талию, и как всегда в поблескивающих украшениях.