Дело не завели, но происшествие не было забыто. Оно возникло из небытия как перст указующий, а Сайер надеялся, что об этом уже никто и не вспомнит.
Когда имя сына появилось в газетах, мать Акселя, не вынеся позора, покончила с собой. Это произошло накануне Рождества в 1956 году. После официального объявления имени подозреваемого в полицию поступило ещё три заявления. Одно из них оставили без движения, поскольку прокурор выяснил, что обратившаяся, женщина средних лет, имеет привычку раз в полгода сообщать о том, что её изнасиловали. Другие два приняли к рассмотрению.
Девятнадцатилетняя Маргрете Солли встречалась с Акселем три месяца. У неё были твёрдые принципы. Но Акселю это не особенно подходило, краснея и потупив взор, заявила она. Несколько раз он добивался силой того, что обычно происходит после замужества.
У Акселя была совсем иная версия. Он вспоминал прекрасные ночи у озера Согнсванн, смешки и притворное сопротивление, когда они, обнажённые, прижимались друг к другу. А ещё жаркие прощальные поцелуи и свои обещания жениться на ней, как только он окончит обучение. Аксель рассказал полицейским и судье о том, что молодую девушку иначе не уговоришь: женщины – они такие, не успокоятся, пока у них на пальце не появится кольцо.
Третье заявление был сделано женщиной, которую Аксель, по его словам, никогда не встречал. Она сообщила, что её изнасиловали много лет назад, когда ей было всего четырнадцать. Аксель решительно протестовал. Он её и в глаза не видел! По этому вопросу он не менял своей позиции ни в течение девяти недель предварительного заключения, ни во время долгого и выматывающего судебного процесса. Он никогда не видел эту женщину. И не слышал о ней.
Но он слишком много врал.
После того как Акселю предъявили обвинение, он, наконец, указал покупателя, который мог обеспечить ему алиби. Его звали Арне Фригорд, и он купил двадцать бутылок самогона за двадцать пять крон. Полиция обнаружила удивлённого полковника Фригорда у себя дома на Фрогнер. С видом праведника он выслушал нелепые обвинения и продемонстрировал констеблям свой бар. Всё из магазина. Жена полковника всё это время молчала, но энергично закивала головой, когда муж с некоторым торжеством заявил, что в тот вечер был дома, у него была мигрень и он рано лёг.
Ингер Йоханне помассировала переносицу и пригубила остывший чай.
Судя по всему, никто не стал тщательно проверять рассказ полковника. Она не могла не почувствовать той иронии или скорее даже саркастической отстраненности, которая присутствовала в немногословном судебном заключении, сделанном на основе заявлений полицейских. Сам полковник перед судом не выступал. У него была мигрень, заявил врач и тем самым уберёг своего пациента от неприятностей, связанных с обвинением в покупке самогона.
Ингер Йоханне вздрогнула от звука, раздавшегося в спальне. Пять долгих жутких лет девочка болела, и хотя теперь всё стало гораздо лучше – ребёнок спал обычно всю ночь крепким и здоровым сном и, наверное, просто замёрз немного, – холодок пробежал по спине от этого слабого, сонного покашливания. И снова тишина.
Один свидетель объявился сам. Эвандеру Якобсену было семнадцать, и он уже успел отсидеть в тюрьме. Однако когда произошло убийство маленькой Хедвиг, он был на свободе. По его словам, Аксель Сайер заплатил ему за то, чтобы он отнёс какой-то мешок из Старого города в порт. Сначала он говорил, что Сайер шёл вместе с ним, но не хотел нести мешок, «потому что это может привлечь внимание». Потом Эвандер изменил показания. Уже не Сайер попросил его отнести мешок, а другой – не назвавший себя – мужчина. По новой версии, Сайер встретил его в порту и взял поклажу, почти ничего не сказав. В мешке, судя по всему, были испортившиеся свиные головы и ножки. Эвандер Якобсен не знал ничего о содержимом, он не проверял. Однако зловоние и вес давали основание предположить, что это мог быть восьмилетний ребенок.
Эта абсолютно неправдоподобная история вызвала сомнение у журналиста «Дагбладет», ведущего криминальную рубрику. Он назвал показания Эвандера Якобсена «чушью собачьей». Его позицию поддержал репортёр «Моргенбладет», который откровенно высмеял противоречивые показания молодого уголовника.