Корин Гарвей лелеял умиротворение этой тишины, когда она проникала в его кости. За последние несколько пятидневок его расписание стало включать совместный завтрак с Гектором и Айрис Аплин-Армак, князем Дейвином, леди Хант и ее детьми по крайней мере дважды в пятидневку, и эти завтраки были кульминацией его дня.
Дейвин всегда был радостью, особенно когда Гарвей вспоминал испуганного маленького мальчика, который отчаянно цеплялся за своего отца, плача и умоляя не отсылать его в безопасное место. И эта «безопасность» мало что сделала для восстановления некогда жизнерадостной натуры мальчика. Айрис рассказала ему, как Дейвин впал в мышиную робость в Делфераке. Как он крался, напряженно расправив плечи, чувствуя опасность, не имея ни возраста, ни опыта, чтобы понять ее причину. И она также описала, как он отреагировал на сейджина Мерлина и лейтенанта Аплин-Армака, а позже — на графиню Хант и архиепископа Мейкела. Циничный тип мог бы задаться вопросом, не преувеличила ли Айрис этот ответ, чтобы оправдать свое решение сотрудничать с иностранными деспотами, которые завоевали ее родину. Сэр Корин Гарвей мог быть таким же циничным, как и любой другой, но не тогда, когда он видел, как мальчик сиял в присутствии своего шурина, а наблюдение за осиротевшим князем с Мейрой Брейгарт и ее детьми растопило бы самое черствое сердце.
Леди Хант всегда была сама по себе удовольствием, а потом была Айрис. Он ценил остроумие и чувство юмора своей кузины еще до ее отъезда. Было приятно, очень приятно снова услышать это чувство юмора, и еще лучше видеть, как она действительно улыбается. Особенно когда он думал о том, как близко он подошел к тому, чтобы никогда больше не услышать ее голоса и не увидеть ее улыбки.
Его собственная улыбка исчезла, когда он подумал об иностранце, который помешал этому случиться.
Паскуалаты были сбиты с толку чудесным выживанием герцога Даркоса, но для мирян-реформаторов это было просто. Чудеса были традиционным способом, которым архангелы и святые подтверждались Богом, и если Даркос был немного молодым, жилистым — возможно, даже неряшливым — для одного из святых воинов битвы против падших, ну и что? Он определенно был воином, а княжна Айрис, очевидно, была святым лекарством. Конечно, со стороны Паскуале было вполне разумно действовать с помощью ее ухода и молитв, чтобы сохранить молодого мужа, который прикрыл ее своим телом на самых ступенях собора в день их свадьбы.
Это была неотразимо романтическая история. Даже тот факт, что это было правдой, не мог сделать это менее романтичным… или эффективным для привлечения поддержки включения Корисанды в состав империи Чариса. Силы зла попытались убить их княжну и ее только что обретенного мужа в отвратительном, кровожадном нападении у самых дверей Божьего дома. Это нападение подтвердило, кто действительно пытался убить Айрис и Дейвина в Делфераке, и полный провал этого нападения доказал, что архиепископ Клейрмант говорил собственным голосом архангелов, когда объяснял, что на самом деле означал брак между княжной Айрис и герцогом Даркосом.
Гарвей был готов оказать этой истории любую общественную поддержку, хотя, как человек, которому поручено сохранить жизнь Айрис и Гектору, он также хотел помнить, что архангелы помогали тем, кто помогал себе сам. Выживание Гектора вполне могло свидетельствовать о божественном одобрении, но сэр Корин Гарвей не собирался полагаться на то, что Бог вмешается так прямо во второй раз.
Хотя, если кто-то и заслуживает божественного вмешательства — или составляет его, если уж на то пошло, — то это, вероятно, Гектор, — подумал он.
Механизм этого было достаточно легко объяснить: простой случай с кем-то, кто видел гораздо больше сражений, чем должен был видеть человек его возраста, и развил то, что сейджин Мерлин назвал «ситуационной осведомленностью», чтобы вовремя распознать угрозу. Но это ничего не отняло у самого акта. Или из того факта, что когда Гектор Аплин-Армак заключил Айрис в объятия и накрыл ее тело своим, это было обдуманное решение того, кто понял, что только один из них может выжить, и выбрал для выживания женщину, которую он любил.
Оказалось, что он ошибся относительно своих собственных шансов на выживание, хотя не должен был так промахнуться, учитывая нанесенный ему урон. И он также был единственным выжившим свидетелем, который действительно видел, что произошло. Они все еще понятия не имели, откуда взялись убийца и несчастная жертва в инвалидном кресле, но показания Гектора подтвердили то, что уже предполагали сообщения от наблюдателей, оставленные сейджином Мерлином в Корисанде.